Идеальная любовница - Бетина Крэн

В храме их уже поджидали епископ, премьер-министр Гладстон, его жена Кэтрин и пожилая дородная женщина в темно-сером платье и модной шляпке с перьями.

В церкви было неестественно тихо, и звук шагов Габриэллы эхом отозвался от каменных стен. Ей хотелось куда-нибудь спрятаться, забиться в самый дальний угол, только бы не чувствовать себя такой заметной, виноватой и одинокой. Ощущение одиночества еще усилилось, когда герцог чуть отодвинулся от нее, словно отделяя себя от пятна позора. Он по-прежнему держал Габриэллу за локоть, но вид у него при этом был такой, будто он здесь абсолютно ни при чем.

Один лишь епископ сердечно приветствовал Габриэллу. С его стороны это было подлинным великодушием, учитывая тот факт, что когда они виделись в последний раз, она была едва одета, а губы ее распухли от поцелуев. Епископ подошел к девушке и спросил, не хочет ли она, чтобы во время венчания он прочел что-то особое, может быть, любимое стихотворение. Габриэлла отрицательно покачала головой. Взгляд ее в этот момент был прикован к женщине в сером. Та смотрела на нее, как тигрица и, казалось, вот-вот набросится на незадачливую невесту.

Послышался скрип открывающейся двери, и в церковь вошел Питер. Он немного задержался у входа, закрывая зонт и, отряхивая капли дождя с рукавов, а потом подошел к собравшимся. Лицо его было непроницаемым, но глаза светились ожесточенным блеском.

Обменявшись короткими приветствиями, новобрачные подошли к алтарю. Епископ указал, какие места следует занять жениху и невесте, и уже раскрыл молитвенник, как вдруг откуда-то сзади послышался резкий, полный страдания возглас:

— Габриэлла!

Габриэлла обернулась и увидела свою мать. Розалинда, одетая в ярко-желтое шелковое платье и такую же шляпу, спешила к ним по проходу. Она улыбалась, и это была первая частичка человеческого тепла, коснувшаяся Габриэллы за последние три дня. Не думая о возможных последствиях, девушка вырвалась из рук герцога и оказалась в материнских объятиях.

— Габби, детка, ты в порядке? — прошептала Розалинда, взволнованно глядя на дочь.

— Да, мама, все хорошо.

Розалинда облегченно вздохнула, но тут же нахмурилась.

— Почему ты выходишь замуж в этом… убожестве? — спросила она, неодобрительно рассматривая простенькое голубое платье Габриэллы.

— Герцог сказал, что так будет лучше, — ответила она и заморгала, чтобы не разреветься.

— Ах, вот как? Тогда понятно, — отозвалась Розалинда, натянуто улыбаясь. — Ничего другого я от него и не ждала.

— Спасибо, что пришла, — шепнула Габриэлла. — Зная, как ты относишься к браку, я думала…

— Что я останусь дома? Глупышка! — рассмеялась Розалинда. — Ты — моя дочь, и как бы я ни относилась к браку, такого события я не могла пропустить, — она замолчала, силясь обуздать нахлынувшие эмоции, а потом легонько подтолкнула Габриэллу к алтарю. — Иди, дорогая, произноси свои клятвы и будь хорошей женой. Ты ведь этого хотела, а?

— Да, но не таким способом. К тому же ОН этого, кажется, совсем не хочет, — девушка чуть не плакала и выглядела такой несчастной, что Розалинде ничего не оставалось, как прижать ее к себе и погладить по волосам, с трудом скрывая собственные слезы.

Успокойся, малышка, сегодня ночью он получит именно то, чего желает. Только пообещай мне, что нынче на тебе не будет ничего, кроме простыни и улыбки, — она сжала ее плечи. — Обещаешь?

— Обещаю, — краснея, пробормотала Габриэлла и вернулась к алтарю заметно повеселевшая. Несколько удивленный епископ откашлялся и спросил:

— Я вижу, к нам присоединилась новая гостья. Позвольте узнать ваше имя и то, кем вы приходитесь жениху или невесте?

— Я Розалинда Леко, — звонко ответила Розалинда. — Мать невесты.

Епископ смущенно взглянул на Карлайлза, глаза которого метали громы и молнии, и сказал:

— В таком случае ваше место здесь, — он указал на скамью в первом ряду справа.

Розалинда бодро прошествовала вперед и, заместив женщину в удручающе сером платье, занимающую первую скамью слева, вызывающе ей улыбнулась, получив в ответ полный презрения взгляд. Епископ призвал собравшихся к тишине, и церемония бракосочетания началась.

Герцог вложил руку Габриэллы в руку Питера и отошел. Этим символическим, жестом он как бы передавал свою власть, как впрочем, и ответственность за дочь, жениху.

Габриэлла вслушивалась в слова клятвы и чувствовала себя маленькой и бессильной. Любить… почитать… подчиняться… иметь и владеть… в болезни и здравии… Сможет ли она выполнить все эти обещания?

Девушка была как в тумане. Вот Питер произнес свою часть клятвы, а затем развернул ее к себе и надел на палец золотое кольцо с крупным рубином. Они посмотрели друг другу в глаза, и словно искра пробежала между ними. Все печали сразу отошли на второй план: остались только нежность, любовь, страсть…

Отныне они муж и жена.

Габриэлла вдруг осознала, что не просто вышла замуж, а стала женой Питера Сент-Джеймса, графа Сэндборна. Того самого Питера, который подарил ей французские туфельки, распевал куплеты, читал потешки и просил назвать первенца в его честь. Того самого Питера, который слушал и утешал ее, когда она плакала, и смеялся вместе с ней, когда она радовалась. Сможет ли она любить и почитать его всю жизнь? Ответ на этот вопрос пришел сразу. Ну, конечно, сможет! Кого же, как не его, ей почитать, и кому же, как не ему, она готова быть верной до конца своих дней?

Питером в этот момент владели совсем иные чувства. Он никак не мог отделаться от мысли, что это она, Габриэлла, повинна во всех его несчастьях. Да, у нее глаза летнего неба, она наивна и беззащитна, но все же… Питер не мог забыть о своем унижении и том позоре, который ему пришлось пережить. И все это из-за НЕЕ.

Епископ заколебался, не в силах решить, предлагать ли жениху поцеловать невесту, но Питер не нуждался в напоминаниях. Он схватил Габриэллу за плечи и соединился с ней в долгом поцелуе, в котором было не только вожделение, но и вызов, злость и негодование. Словом, все кроме счастья и любви.

Он оттолкнул ее от себя так же резко, как и привлек, подошел к столу и быстро расписался в регистрационной книге. Когда с формальностями было покончено, Питер повернулся к свидетелям и объявил:

— Мы с женой немедленно уезжаем в Сассекс. Надеюсь, вы понимаете, что в данных условиях о традиционном свадебном обеде не может быть и речи.

Он бросил свирепый взгляд на Глад стона, горький — на мать, подхватил Габриэллу на руки и вынес ее из церкви.

Питер ногой распахнул входные двери и направился к карете. Когда он проходил через галерею, то повернул так неловко, что стопа Габриэллы задела за одну из колонн.

— Питер, пожалуйста, — ахнула она, но он уже вышел на улицу под холодный дождь.

Габриэлла прижалась к нему и закрыла лицо руками, спасаясь от крупных капель. Питер, не обращая на это ни малейшего внимания, донес ее до экипажа и поставил на подножку.