Неотразим и порочен - Кара Эллиот

Для этого существует великое множество самых разных способов.

Алекса знала это, поскольку случайно обнаружила книгу, спрятанную в ящике стола Себастьяна. Она искала перочинный нож, но когда нащупала мягкий переплет, почувствовала острое любопытство. Открыв книгу, она поняла, что это графическое руководство, показывающее разные приемы любовной игры.

Старая пословица гласит, что одна картинка лучше тысячи слов, может быть, двух тысяч — в данном случае, учитывая избыток деталей. Перелистнув несколько страниц, Алекса лишилась дара речи, но вместе с тем была необычайно заинтригована. Бумага и чернила, пусть даже цветные, не могут заменить практический опыт.

Но было бы наивно думать, что Волкодав сочтет ее такой же привлекательной, как его прошлые любовницы.

Благодарная за то, что темнота скрывает ее дрожащие губы, Алекса вышла в ночь. Коннор быстро нашел их коляску в скоплении экипажей всех мастей и помог сесть. Она снова почувствовала острое разочарование, потому что он выбрал место напротив нее.

Ну почему он не отошлет ее обратно в Линсли-Клоуз, если она ему совершенно не нужна?! По крайней мере, в деревне она могла приносить пользу.

Коннор поправил на ней плащ, и, неожиданно разозлившись, она отпрянула.

— Алекса?

Граф сел рядом и обнял жену. Она уткнулась лицом ему в грудь, с наслаждением вдыхая до боли знакомый запах. Накрахмаленное белье, пряный одеколон… У нее из глаз хлынули слезы, и она отчаянно вцепилась в рукава его фрака. Нет, она ни за что не откажется от него без борьбы.

Муж принялся покрывать легкими поцелуями уложенные в замысловатую прическу волосы, лоб, потом его губы скользнули по мокрой щеке.

Алекса погладила его щеку, подбородок. В тусклом мерцающем свете он выглядел суровым и безразличным. Ее рука задрожала.

— Прости меня, — шепнул он.

Черт бы его побрал! Она не хотела, чтобы муж чувствовал себя виноватым.

— Тебе осталось недолго терпеть, — сказал он. — Как только грязные слухи относительно нашей свадьбы стихнут, мы сможет избегать приглашений.

Он говорил так бесстрастно, что у Алексы сильнее задрожали руки. Постаравшись успокоиться, она просунула руку между пуговицами его рубашки и потеребила жесткие завитки на груди. Она услышала, что муж на мгновение задержал дыхание, а потом с шумом выдохнул. Она провела ладошкой по напрягшимся мышцам, почувствовала сильное биение сердца.

Сердце Волкодава билось под ее рукой.

— Алекса…

Голос Коннора больше не был далеким и бесстрастным.

Она услышала тихий стон, губы мужа коснулись ее губ, и она ощутила пряный вкус вина.

Коннор целовал ее снова и снова, а Алекса, вцепившись в мягкую ткань его одежды, старалась привлечь его ближе. Она хотела большего. Полулежа на сиденье, она потянула мужа на себя. У нее отчаянно колотилось сердце, но сдаваться она не собиралась. Настойчивая и требовательная.

Он уже лежал на ней, избавившись от части одежды и лаская нежную грудь, когда экипаж остановился. Выругавшись, Коннор выпрямился и быстро пересел на противоположное сиденье.

Алексе хотелось плакать. Она села прямо и стала поправлять одежду. В это время Коннор извлек из темноты ничем не примечательный плащ и поношенную шляпу.

— Что… — начала она.

Спрятав лицо за поднятым воротником и полями низко надвинутой шляпы, граф направился к двери.

— Я должен уйти.

Куда? Алекса прикусила язык, да так сильно, что почувствовала вкус крови, но все же не задала этот вопрос вслух. Быть может, он ищет друзей — и врагов — в своих прежних охотничьих угодьях?

Дверь открылась, и в экипаж поднялся закутанный в плащ человек.

— Кам доставит тебя домой в целости и сохранности, — сказал Коннор.

Он взял у друга записку и спрыгнул на мостовую.

Камерон уселся на свободное место и весело улыбнулся:

— Добрый вечер, графиня.

Алексе потребовалось время, чтобы оторваться от окна, хотя фигура графа уже исчезла в тумане. Как нелепо она себя ведет! Замужняя дама, мечтающая о своем муже, словно глупая школьница. То, что она никак не могла выразить словами свою тоску, сбивало с толку еще больше.

— Как вам нравится ваша новая жизнь, леди Халлауэй, — спросил Камерон.

Алекса пробормотала несколько слов, услышав которые Камерон весело хмыкнул:

— Я хорошо говорю по-гэльски. А то, что вы сейчас сказали, заставило бы покраснеть старого одноногого пирата. — Заметив, что его мягкое поддразнивание лишь ухудшило ее настроение, он нахмурился. — Что-нибудь не так?

— Ничего… Все… — выпалила Алекса. — Как будто во всем этом есть какой-то смысл.

— Конечно, есть. Жизнь очень редко идет плавно и гладко, дорогая моя, — проговорил он, когда экипаж снова тронулся. — Или по прямой. Скорее она состоит из череды изгибов и поворотов, взлетов и падений. По пути всегда приходится ждать толчков и ударов.

Алекса вздохнула.

— Мне кажется, что я только и делаю, что скольжу вперед… на заднице.

— Поверьте мне, мы все получаем свою долю синяков и ссадин.

— Наверное, вы правы. Просто мужчины это переносят немного легче. — Она плотнее завернулась в плащ. — Жаль, что я не умею хорошо скрывать свои чувства.

— Хотите поговорить об этом?

Она покачала головой:

— Пожалуй, нет. — Но последив некоторое время за мельканием городских фонарей за окном, Алекса решительно откашлялась и заговорила: — Но если вы не возражаете, я бы хотела кое-что с вами обсудить.

— Нет проблем, — улыбнулся Камерон. — Я вас слушаю.

— Я много думала о нападениях на Коннора и хотела бы помочь.

— Не уверен, что Волкодав это одобрит, — сообщил Камерон.

— В теперешней ситуации он вообще мало что одобряет.

Алекса хотела сказать это с иронией, но не сумела. Фраза прозвучала излишне резко, даже грубо.

Одна из ухоженных бровей Камерона выгнулась, но он тактично промолчал.

Отбросив все уловки, Алекса решила говорить прямо:

— Наверное, вы уже догадались, что наш брак заключен не по любви.

Камерон слушал ее молча.

Стараясь прогнать жгучее разочарование, Алекса продолжила.

— Коннор счел необходимым повести меня к алтарю из соображений чести. Боюсь, он уже сожалеет об этом джентльменском решении.

— Моя дорогая девочка, — пробормотал Камерон, — уверяю вас, на лице Волкодава, когда он только что уходил, было вовсе не сожаление.

Она покраснела.

— Нет, это было раскаяние и, возможно, негодование. Он просто извинился за все, что между нами пошло неправильно.