Пособие по укрощению маленьких вредин. Агрессия. Упрямство. Озорство - Юлия Щербинина

Однако последний из приведённых примеров – уже пограничный: это шалость, переходящая в явное озорство. Даже детсадовцы понимают: нервировать людей нехорошо, а мам – тем более. Аналогичные случаи (с оговоркой, что речь идёт о детях старше трёх лет): выпускать таракана на обеденный стол; прятаться в стиральной машине; рисовать маминой помадой на зеркале в ванной; вытаскивать цветы из горшков; выбрасывать нужные предметы в мусорное ведро или в унитаз; вырезать дырки на покрывалах и скатертях… А вот накрасить ногти кукле или подстричь младшего братца – возможно, и не шалость, а своеобразное проявление «тяги к прекрасному».

Наконец, как и при оценке агрессии, в случаях озорства нужно учитывать степень осознанности детьми масштабов и последствий своего поведения. Помните шуточный стишок Эдуарда Успенского с говорящим названием «Разгром»? Пришедшая с работы мама видит картину «Последний день Помпеи» и допрашивает сынулю:

При явной авторской иронии сценка весьма реалистичная: как и во многих случаях агрессии, маленькие дети далеко не всегда адекватно оценивают размер учинённых ими бедствий. Такие понятия и проблемы, как стоимость предметов, вложенный в их создание труд, необходимость поддержания порядка, если и известны малышам, то всё равно очень и очень расплывчато и приблизительно. Ценность, значимость, стоимость вещей начинают осознаваться постепенно, по мере вовлечения в продуктивную деятельность.

Например, ребёнок долго пыхтел над аппликацией любимой маме к 8 Марта, но работу нечаянно (а может, и нарочно) порвал известный детсадовский «разбойник». Через слёзы, обиду, негодование, сожаление малыш постепенно приходит к пониманию ценности труда: мама тоже тратит массу времени и сил на уборку квартиры, папа – на починку мебели, брат-студент – на чертежи, бабушка – на вязание и т. д.

Подчас мы стремимся оградить своих чад от этой боли осознания, спеша тут же утешить, срочно найти замену или купить новое: мол, «рано ему ещё деньги считать», или «мы ж не нищие!», или «к чему волновать кроху?». Но опасения напрасны: такой опыт чрезвычайно значим для становления личности – ребёнок учится ценить и учится терять…

Другой случай – действия и поступки, совершённые сгоряча, в пылу сильных эмоций, в состоянии стресса или под влиянием неодолимого любопытства. Здесь можно выделить три стандартных сюжета:

♦ «побег из дома» (А. Чехов «Мальчики», М. Зощенко «Великие путешественники», Б. Житков «Белый домик»);

♦ «дикая выходка» (А. Чехов «Гриша», В. Драгунский «Всё тайное становится явным»);

♦ «экспериментальный зуд» (С. Чёрный «Голубиные башмаки», Б. Житков «Мыло», «Как я ловил человечков», Н. Носов «Бенгальские огни», Ю. Сотник «Исследователи»).

В первом случае ребёнком движет либо обида («Раз вы такие плохие, вот возьму и уйду от вас!»), либо жажда приключений («Да здравствуют путешествия!»).

Ярчайший пример «дикой выходки» – в хрестоматийном рассказе Драгунского «Всё тайное становится явным»: мальчик выбросил кашу на шляпу прохожему вовсе не нарочно, а в приступе отвращения и даже в порыве отчаянья. Тут спонтанное, рефлекторное, слабо осознанное действие, но вовсе не озорство.

А вот дословный рассказ Елены К., ныне учительницы биологии и мамы сына-школьника.

Когда я была маленькой, мы обычно шалили в компании. Был один случай: мы с подругой сидели в её комнате, рисовали пастелью и рассматривали картинки. Было весело, мы болтали, смеялись. Потом вышли на балкон, стали смотреть на улицу, на прохожих. Нам вдруг захотелось кого-нибудь попугать. Мы стали кукарекать, лаять, мяукать, бросать мусор вниз. Потом пришла идея «получше»: сделали «бомбочки» с водой, кидали их с балкона.

И вот через какое-то время в дверь квартиры позвонили – пришла как раз та тётенька, которую мы облили водой… Чем закончилось – всё ясно! Была ли у нас какая-то злость? Нет, просто было какое-то состояние «эйфории», «опьянения» своей безнаказанностью, мы не отдавали себе отчёта в том, что делали – просто «бесились», и поэтому нас скоро «вычислили» и наказали. Нам было очень стыдно, и я до сих пор испытываю этот страх и стыд. Больше так не поступали.

Наконец, очень часто детьми движет сугубо исследовательский интерес: «А что будет, если…», «А не попробовать ли…» Юный герой Бориса Житкова вознамерился проверить, плавает ли мыло, – на завтрак у семьи был чай с пеной. Маленький Володя у Саши Чёрного изобретает «непромокаемый порох», «чернила» из шелковицы, «оптовую» мышеловку и голубиную «сигнализацию». По сравнению с ним мальчишки Николая Носова, самостоятельно изготовившие бенгальские огни, выглядят довольно бледно.

Смех смехом, а между тем немало настоящих открытий и интересных изобретений сделано именно детьми! Так, шестилетний Роберт Пэтч придумал игрушечный грузовик с откидывающимся кузовом. Мороженое «фруктовый лёд» впервые изготовил одиннадцатилетний Фрэнк Эпперсон. Восьмилетняя Аланна Майерс изобрела средство безболезненного снятия бинтов. Настя Родимина в десять лет разработала и запатентовала новый способ печатной графики. А вы говорите: шалости, озорство…

Обобщая все три сценария («побег», «выходка», «эксперимент»), вспомним важную особенность детского озорства: зачарованность и даже одержимость происходящим, неподчинение формальным законам логики и этики. Замечательная иллюстрация – в повести шведской писательницы Барбру Линдгрен «Маттиас и его друзья»: мальчик пытается продать… свою грудную сестрёнку. Вне контекста нас сразу охватывают ужас и возмущение: какой испорченный, жестокий, гадкий ребёнок!

На самом же деле всё обстояло так: крошка Филиппа изводила старшего братца (но тоже ещё дошколёнка) своими криками, да ещё вдобавок мама заставляла его выгуливать сестру в коляске. Мысль избавиться от крикуньи пришла Маттиасу в момент совпадения нескольких обстоятельств: мама всучила ему Филиппу как назло именно тогда, когда его ждали друзья; заорала она в очередной раз на людной улице и именно тогда, когда он испытывал прилив нежных чувств к ней…

Тут на Маттиаса, что называется, «нашло»: он решил сбагрить докучливую сестрицу «какой-нибудь доброй тётеньке или дяденьке и получить за это золото»! Хотя «решил» здесь вовсе неподходящее слово, ибо мальчуган туго соображал, чтó и зачем он творит. Из-за стечения негативных обстоятельств да ещё на фоне длительного стресса в детской головке сам собою сложился пазл из противоречивых чувств, желаний, намерений, побуждений, интересов. Благо, в Швеции низкий уровень преступности, а в самой книжке дано идеальное разрешение ситуации: сообразив, что к чему, один дяденька предложил «купить» малышку за десять золотых крон – и «тут Матиас почувствовал, что его всего, с ног до головы, обдало жаром». Он закричал, что ни за что не отдаст Филиппу, и «понял, что очень сильно любит её, хотя она совсем маленькая и страшная крикунья, а личико у неё совсем лиловое»…