Дом Земли и Крови - Сара Маас

Это был один из наиболее отвратительных эпизодов в истории Республики.

– Выкупи меня у Джезибы, – вновь заскулила Лехаба. – Я поселюсь у тебя в квартире. Всегда теплая пища и вода в ванной. Представляешь?

Лехаба была способна на большее, и Брайс это знала. Магия Лехабы превосходила скромные способности Брайс. Но на это были способны все нечеловеческие породы. И все равно магическая сила Лехабы была лишь угольком по сравнению с фэйским пламенем. С пламенем отца Брайс.

– Леле, это не так-то просто, – сказала Брайс, собирая документы в стопку.

– Сиринкс говорил, что тебе одиноко. Я могла бы поднимать тебе настроение.

Сиринкс перевернулся на спину, высунул язык и захрапел.

– Во-первых, в моем доме запрещено держать огненных спрайтов. И водяных тоже. Это сущий кошмар для страховой компании. Во-вторых, мало просто попросить Джезибу. А вдруг ей взбрендится продать тебя только потому, что я прошу?

Лехаба подперла рукой кругленький подбородок и уронила новую каплю воска в опасной близости от стопки документов.

– Но отдала же она тебе Сири.

«Ктона, даруй мне терпение», – подумала Брайс.

– Она позволила мне купить Сиринкса, поскольку у меня тогда все шло наперекосяк, а ей Сиринкс надоел. Она уже пыталась его продать.

– Это из-за гибели Даники? – тихо спросила Лехаба.

– Да, – так же тихо ответила Брайс, прикрыв на пару секунд глаза.

– Тебе не надо слишком много ругаться, Биби.

– А тебе не надо восторгаться ангелом.

– Он вел мой народ в бой. Он принадлежит к моему Дому. Я заслуживаю встречи с ним.

– Насколько я помню из уроков истории, битва окончилась поражением мятежников, а огненные спрайты были изгнаны из Дома Неба и Дыхания.

Лехаба уселась, скрестив толстенькие ножки.

– Принадлежность к Дому невозможно отобрать никакими распоряжениями правительства. Это было лишь формальное изгнание.

Лехаба была права, однако Брайс сказала:

– Воля астериев и сената становится законом.

Лехаба не один десяток лет охраняла библиотеку галереи. Огненная спрайта, стерегущая библиотеку, – это противоречило логике. Но когда треть хранимых книг только и мечтала, как бы сбежать отсюда, кого-нибудь убить или съесть (порядок не имел значения), стоило пойти на риск и держать живое пламя, чтобы укрощать их. Даже если это живое пламя болтало без умолку.

Со стороны подиума донесся глухой стук, словно какая-то книга сама упала с полки. Лехаба сердито зашипела. Цвет ее пламени стал темно-синим. В ответ донесся шелест бумаги. Беглянка вернулась на место.

Брайс улыбнулась. В этот момент зазвонил телефон. Едва взглянув на экран, Брайс потянулась за трубкой, бросив Лехабе:

– Марш на место!

Лехаба едва успела добраться до стеклянного домика, в котором она несла вахту, когда Брайс ответила:

– Добрый день, Джезиба.

– Как успехи с расследованием?

– Набирают обороты. Как Пангера?

Не удостоив ее ответом, Джезиба сказала:

– Я нашла клиента. Придет к тебе в два часа. Изволь подготовиться. И не позволяй Лехабе болтать напропалую. Пусть работает.

Джезиба повесила трубку.

Брайс встала из-за стола, за которым провела все утро. Деревянные панели подземной библиотеки выглядели старыми, но они были напичканы новейшей технологией и лучшими заклинаниями, какие только возможно купить. К тому же в библиотеке имелась потрясающая акустическая система, и, когда Джезиба отправлялась на другой берег Хальдренского моря, Брайс запускала музыку.

Нет, она больше не танцевала в подземелье. Танцы умерли вместе с Даникой. Сейчас музыка помогала ей удерживать приливы первосвета, угрожавшие свести с ума. Одновременно музыка заглушала нескончаемые монологи Лехабы.

Книжные стеллажи опоясывали каждую стену, прерываемые дюжиной аквариумов и террариумов, где содержались ящерицы, змеи, черепахи и разнообразные грызуны. Брайс частенько думала о происхождении всех этих тварей. Может, когда-то они были ванирами и людьми и чем-то насолили Джезибе? Ни у кого не наблюдалось и проблеска сознания, что пугало еще сильнее, если предположение Брайс было верным. Получается, колдунья не только превратила их в животных, но и полностью стерла память о прошлом.

Лехаба, естественно, дала им всем имена, одно смешнее другого. В ближайшем к столу террариуме обитали гекконы Мускатный Орех и Имбирь. По словам Лехабы, они были сестрами. В другом террариуме, расположенном на подиуме, жила черно-белая змея. Ее Лехаба нарекла Госпожой Маковкой.

Самый крупный аквариум занимал целую стену. Его сумрачные воды вызывали жутковатое ощущение. К счастью, аквариум пустовал, избавив Лехабу от необходимости придумывать новые имена.

В прошлом году Брайс поддержала просьбу Лехабы купить несколько радужных угрей, чтобы их сияние расцветило мрачную синеву аквариума. Джезиба отказалась и вместо угрей купила ручного келпи. Тот неустанно лупил по толстой стенке аквариума с отчаянием школьника, которому все наскучило. Брайс позаботилась о том, чтобы неуемный паршивец быстро покинул аквариум. Его подарили клиенту. Кажется, он не прожил в библиотеке и двух недель.

Брайс заставила себя взяться за работу. Не за документацию. За ту, что должна сделать вечером. Да помогут ей боги, когда Аталар расчухает. Одна мысль о том, какая у него будет физиономия, когда он узнает о задуманном ею… Да, игра стоила свеч.

Если она останется в живых.

«Корень радости», выкуренный Рунном десять минут назад вместе с Флинном, оказался уж слишком забористым, о чем друг почему-то умолчал.

Рунн лежал на кровати в наушниках, специально разработанных для остроконечных фэйских ушей. Он закрыл глаза, уносясь вместе с ухающими басами и синтезатором, шипящим где-то на пределе высоких нот. Нога (разуться он не пожелал) отстукивала монотонный ритм. Ей вторили сцепленные на животе пальцы. Казалось, живот тоже взлетает вместе с каждой высокой нотой. Каждый вдох все дальше уносил его из сознания, а разум вел себя как рулевой корабля, вдруг покинувший свое место у штурвала.

Глубокое расслабление плавило его тело, кости, все существо, превращая в жидкое золото. Каждая нота пробегала рябью по этому потоку. Все раздражающие моменты и резкие слова вытекали из него и соскальзывали с кровати, будто змейки.

Рунн старался избавиться от всех ощущений. Единственной причиной, заставившей его попросить у Флинна ударную дозу «корня радости», были долгие часы раздумий об идиотских приказах отца.

Папочка может проваливать в Хел. Там ему самое место.

«Корень радости» нежными мягкими руками держал разум Рунна, увлекая его самого в сверкающий пруд. Рунн не сопротивлялся; он был слишком вял для каких-либо действий, кроме этого омовения музыкой. Тело тонуло в матрасе, пока Рунн не очутился среди теней и звездного света. Над головой плавали слова звучавшей песни – золотые нити, пронизанные звуками. Был ли он еще способен шевельнуться? Можно проверить, но веки слишком отяжелели, и их не хотелось поднимать.