Кошмары - Ганс Гейнц Эверс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тогда Иехил ответил:
– Пророки безответны, и не мне судить, есть ли в словах их истина или там нет ее. Я знаю, что древний закон никогда не соблюдался строго, но сегодня, в эру Эзры и Неемии, строгость да станет непреложна! За этот строгий закон стою я здесь, перед тобой, Иедония, от имени первосвященника и Совета иерусалимского, судей твоих, которых Иегова и царь Персидский установили над тобою. От их имени я запрещаю тебе строить храм!
Издалека, из-за крепостных стен, из-за пальмового леса и рощи священных фиговых древ, окружавшей храм Хнуба, донесся вдруг странный вопль. За ним – глухой грохот, удары оружия, щитов и копий друг о друга. Сразу после этого из-за Львиных ворот между домов распространился тяжелый, ничего хорошего не суливший рокот. Иедония подошел к краю крыши, огляделся, увидел мужчин и женщин, спешащих по улицам в волнении. Он узнал своего сотника Хошею, окликнул его, приказал ему немедленно созвать всех воинов. Затем он трижды хлопнул в ладоши, приказывая подбежавшему рабу принести доспехи.
Голос сына призвал его обратно к зубцам крыши.
– Египтяне перехватили флот, – кричал тот, – который послал наместник. Но один из финикийских моряков сбежал; его провели через Львиные ворота! Он принес весть о том, что царь мертв!
– Царь! Мертв! – воскликнул Иедония. – Наш владыка и защитник, царь Дарий умер!
– Клянусь Яхве, Господом Саваофом небесным, отче, – продолжал голос Махсеи, – не медли больше, положи краеугольный камень. Египетские мятежники ведают о гибели царя, разве не слышишь их радостный крик из храма Хнуба? Они воспользуются суматохой и нападут на нас этой ночью! Молю тебя, отец, спустись с гонцом из Иерусалима и положи крае угольный камень для Яхве, Бога нашего, который защищает город от всех врагов…
Еще раз Иедония обратился к Иехилу.
– Все еще сомневаешься, медлишь? – крикнул он. – За первосвященника, говоришь, ты стоишь передо мной, за Верховный Совет Иерусалима! Так действуй же от сего имени! Неужели ты думаешь, что они бы мешкали в такой момент? Когда вернешься, опиши им то, что здесь видел, – сам Яхве да расскажет твоими устами! В Совете поймут и оценят твой шаг – и имя твое прославят в веках. Будь же ты тем Спасителем, о котором говорил Исайя: дай разрешение на строительство храма!
Но Иехил, сын Овадии, остался невозмутим.
– Не мною одобрен этот запрет, а законом! – отрезал он.
Иедония схватил его за руку.
– Неужто ты слеп к тому, что творится? – закричал он. – Сиена абсолютно ненадежна – возможно, ныне она уже в руках египтян. Если падет наша крепость, вся Фиваида в руки врага перейдет! Смерть царя придаст ему сил – иго персов будет сброшено, а весь Египет захвачен! Это означает гибель всех персов, и всех евреев одновременно! Слышишь, Иехил, всех – мужчин, женщин, детей! И мою, Иехил, и твою тоже! И восстанут греки, которые со времен Ксеркса ненавидят персов – здесь, в Египте, как и в Ионии и Лидии. Они разгромят царство персидское, а вместе с ним Иудею и Иерусалим! Дай свое разрешение, спаси этот город, а вместе с ним и свою собственную землю! Пойдем со мной, Иехил, давай укрепим же первый храмовый камень!
На это гонец иерусалимский ответствовал лишь:
– Законом запрещено!
Снова поднялся шум, на этот раз прямо под домом старца.
– Иедония! – голосил народ иудейский. – Иедония, сын Гемарии! Полковник! Давай же, спускайся скорее – поспеши! Заложи краеугольный камень в наш храм!
Молча Иедония посмотрел на гонца; беззвучную мольбу выражал взгляд его. Но то было пустое – Иехил лишь отвернулся.
Тогда старик подошел к краю крыши.
– Молчите, – воскликнул он, – молчите все! Я, Иедо ния, верховода ваш, хочу с вами поговорить. Слушай меня, народ иудейский в Иебе! Вот этот человек, вестник Иерусалима, Иехил, сын Овадии, из колена Сефатии, родом из Вифании, – этот человек пришел к нам, посланный первосвященником и Верховным Советом Иерусалима. От этих властных имен, яко же от имени закона, он объявляет нам, что мы не должны более скорбеть о разрушении храма нашего. Мы должны надеть красивые одежды, говорит он, мы должны умаститься елеем, пить, пировать и ходить к женщинам нашим! Вот таков он, приказ судей наших, первосвященника и Верховного Совета – по букве закона! Но, говорит он также, храм наш нам не дозволено восстанавливать, и мы не должны закладывать краеугольный камень, ибо таков новый уклад иудеев: только в самом Иерусалиме может стоять храм Яхве, и только там – жертвенник его, и нигде более в землях этих. Еще уклад иудеев в Иерусалиме вам всех запрещает богов – вы не должны молиться Богу Солнца на крышах или Серафимам в домах! Ни Ашиме, ни Таммузу, Богу весны, ни Ханат, невесте Яхве! Только самому Яхве дозволено молиться – так велит новый уклад. Но храм воздвигнуть вам не дозволено, равно как и алтарь, и не можете вы возносить ему жертвоприношения и курить благовония, и не бывать более ни каждению, ни всесожжению! Ибо дозволено такое отныне только тем евреям и тем жрецам, которые живут в Иерусалиме. Таков отныне закон!
* * *
Амиртай, ставший впоследствии фараоном, сам повел египтян к стенам Иеба. Все греческие и ливийские войска перешли на сторону египтян, за ними и финикийцы. Даргман, возглавлявший отряд вавилонян, крепко держал над ними власть, так что они не примкнули к противнику. Но сопротивление их было слабым, а еще слабее – оборона иудеев.
Все знали слова пророчицы, жены Махузии, слова, которые она так часто оглашала улицам: к мечу приставлены будут мужчины и женщины Иеба, яко же и дети и… шум войны идет по стране, и отчаяние великое, ибо крепость Иеб будет разрушена… трепет, могила и веревка придут по тебе,