Кошмары - Ганс Гейнц Эверс

Иедония ждал.

Вот его сын Махсея повел гостя наверх; вот велел ему приготовить ванну. Омовение это – как долго могло оно продлиться? Вот он дал ему поесть и напиться – гонец подивился, что здесь, на самой дальней границе империи, можно было вольготно испить финикийского вина, как и в самом Иерусалиме, – вина из Сидона, из великого дома Хабдалы бен Эльятона!

Иедония услышал шаги на лестнице, ведущей на крышу. Тяжелую поступь сына он хорошо знал. Но за ней другая, более легкая… идет, идет гонец иерусалимский!

Старец поднялся, пошел навстречу ему. Он расправил плечи, прижал гостя к себе, поцеловал. Разве он таким образом не одарял лобзанием сам великий Сион?

Махсея представил гостя отцу: Иехил, сын Овадии, из колена Сефатии, родом же из Вифании. То был бородатый мужчина, рослый, еще молодой и худощавый. Он был самым младшим членом Верховного Совета, посланным лично первосвященником Йоханааном.

Иехил стал вести речь о том, как прошло его путешествие сюда. Багой и Азарм дали ему все необходимые свидетельства, и персидские чиновники на этих землях помогали ему все как один – отдавали в распоряжение лошадей и верблюдов, усадили на корабль, шедший по Нилу. Везде в этих землях гонец находил ночлег и угощение.

Сотник Махсея расплылся в самодовольной улыбке:

– Да, наше слово что-то да весит – отца моего Иедонии и народа иудейского в Иебе!

Старец попросил гостя рассказать об Иерусалиме. Как, например, выглядит новый храм, построенный Эзрой и Неемией по возвращении иудеев из вавилонского плена? Он и сам знал как, ведь Махсея рассказывал ему о том не раз и не два, равно как и сотник Осия, дважды побывавший на священной земле. Но теперь Иедонии хотелось услышать все снова из уст того, кто жил в Иерусалиме.

Иехил, сын Овадии, в точности описал ему, как выглядит храм снаружи и каково его убранство внутри. Меж тем Махсея повелел слугам принести новый кувшин и наполнить чаши золотым вином Сидона.

Гонец взял свое подношение и спросил у старца:

– А ты почему не пьешь?

– С месяца таммуза, четырнадцатого года царствия Дария, с того черного дня, когда египтяне… – повел заученную уже речь Иедония.

– Знаю, знаю! – резко перебил его Иехил. – С того дня вы не пьете и соблюдаете пост, не умащаетесь елеем и не прикасаетесь к своим женщинам. Но теперь возрадуйся, старче, первосвященник и Верховный Совет иерусалимский послали меня сказать тебе, что трауру вашему конец. Возвращайтесь к женам своим, умащайте плоть и пируйте от души. Наполни же чашу, Махсея, сын Иедонии, и выпей со мной, и отец твой пусть не робеет!

– Благодарю тебя, – дрогнувшим голосом откликнулся Иедония, – безмерно тебя я благодарю. Так и знал – ты привезешь нам дозволение на строительство храма.

В это мгновение ночь всполошил женский крик – высокий, пронзительный, звучно разносящийся с соседней кровли. Вот как звучал он:

– Так гласит Господь Бог, Владыка Израилев: возведите мой храм, египтянами злыми разрушенный! Яко же не повинуетесь и не сделаете так, как велю я, будет проклятие мое на вас, и отдам я народ во власть египтян! Верблюды ваши будут похищены, весь ваш скот – рассеян, а остров сей станет обителью змей и непреложных песков! Готовьте стрелы да за щиты беритесь, ибо разжег Я, Отче Небесный, мужество в сердцах народа египетского, и помыслы его направил против твердыни Иеб! Развесьте стяги на стенах, несите дозор, да и стражей повсюду поставьте – пренебрегли вы велением свыше, и да наполнит Господь Нил трупами вашими, на радость плавунцам и рыбам, до плоти охочим! Поражены будут конные всадники ваши, затоплены будут корабли ваши и лодки; падут и мужи ваши, и жены их – за то, что веления ослушались свыше. В тот день, когда чужаки ворвались в Дом Господень и осквернили его, позор покрыл головы ваши; но раз хотите, чтобы позор длился вечно, принимайте наказание! Смотрите же, вот пришло время, говорит Господь, когда по всей стране стенать будут смертельно раненные. Слышен плач в Иебе, и великое горе в стране египтян. Ибо Господь осадит крепость Иеб и разрушит ее с таким шумом, с каким буруны Потопа Великого бушевали. Лучники ваши будут разбиты, героев ваших возьмут в плен. Стены ваши будут обрушены, а высокие ворота их огнем сожжены. Сгорят ваши хлебные амбары, а скот ваш будет задушен. К мечу приставлены будут мужчины и женщины Иеба, яко же и дети их. Шум войны идет по стране, и отчаяние великое, ибо крепость Иеб будет разрушена, потому что она восстала против вас. Трепет, могила и веревка придут по тебе, народ иудейский в Иебе, ибо так говорит Господь!..

Ясный женский голос звал сквозь ночную тишину. Когда он замолчал, послышался шум множества испуганных бормотков, которые расползались всюду по улицам, как если бы Нил упругими водами своими захлестнул улицы. Визг женский, подобный граю цапель, срывался тут и там.

– Это еще кто? – спросил Иехил.

– Жена Махузии, – ответил Иедония, – воина, убитого жрецами Хнуба перед тем, как храм наш с землей сровнять. Она обезумела от горя, но народ видит в ней блаженную, или же пророчицу. – Он обратился к сыну: – Скорее, Махсея! Пошли же к ней Мибтахию, дочь свою, ибо она единственная, чей голос успокаивает эту женщину.

Сотник Махсея повернулся к лестнице, спрыгнул на несколько ступенек. Но старик последовал за ним.

– Подожди! – крикнул он ему вослед. – Объяви всему народу, что прибыл гонец из Иерусалима! Назови имя его и род. Скажи им, что он несет радостную весть из священного города; объяви им, что в эту ночь заканчивается всякая скорбь. Созови священников и всех воевод – да будет хвала Яхве, владыке небесных войск! – Закончив с этой напутственной речью, он обернулся к приезжему: – Вот-вот узришь ты, Иехил, сын Овадии, как веселится и ликует весь народ. Поведай Верховному Совету иерусалимскому, какое великое счастье принес ты в этот город!

Но посланник Иудеи явно был обеспокоен чем-то.

– Не знаю, Иедония, – начал он, – не знаю…

Но старик перебил его добродушным смехом.

– Полно, Иехил! – воскликнул он. – Я понимаю тебя – ты всего лишь гонец, хорошо исполнивший свою работу. Внимание толпы, верно, смущает тебя – что ж, потерпи! Ты для них не просто муж из Иерусалима – ты для них сам великий Сион сейчас! Прими же дары и почести, которые они несут тебе, ибо через тебя народ почитает землю отцов наших!

Иехил открыл было рот, но крики с улиц заглушили его голос. Они гремели прямо у дома Иедонии, распространялись по улицам, усиливались в переулках; чуть стихая, замирая, все