Кольцо странника - Марина Александрова

– Слава Богу! – вырвалось у Всеслава. – Душа-то у меня неспокойна была, все думал – как он там, один на старости лет?

– Ну вот, вышло, что и не один. Да ему и годов его не дашь, а теперь и вовсе как молоденький. По тебе вот только скучает. Все выспрашивал, не хочешь ли ты домой вернуться, утешить его.

– Может, и навещу... – задумчиво сказал Всеслав.

– Да это ты сам думай. Вот обратным путем пойдем, я приму от тебя ему весточку.

На том и порешили, но когда Всеслав вернулся домой и рассказал Ладе о том разговоре, она только головой покачала.

– Нехорошо так, голубчик.

– Что нехорошо? – не понял Всеслав.

– А вот родню-то забывать. Сам говоришь – один он у тебя на всем белом свете.

– У меня еще ты есть, и Марьюшка, – возразил было Всеслав.

– Мало ли что! А тут родная кровь, и столько годов его не видел. А вдруг да помрет он?

– Не помрет, крепок старик! Соберусь к нему как-нибудь, или вместе поедем...

– Ты вот что, – Лада на минутку умолкла. – Коли есть охота, поезжай к нему. Погости, проведай. Купцы обратно пойдут, заберут тебя.

– А вы тут как же без меня? – опешил Всеслав. – И пора летняя, горячая!

– Так не в летнюю пору ты отсюда и не уедешь! А о нас не горюй, управимся. Люди добрые помогут. Да и ненадолго это, погостишь чуток – и сразу обратно!

Всеслав обещал подумать. Думал он как раз до того времени, как купцы с караваном пошли обратно. А они, как нарочно, на сей раз быстро обернулись. Афанасий сразу же явился к Всеславу, постучал в ворота.

– Ну что ж, молодец, что дядюшке-то передать? Он ведь ждать будет твоей весточки!

Из-за спины призадумавшегося Всеслава выглянула Лада с Марьюшкой на руках, и Афанасий засмеялся.

– Понял, понял уж, что сказать! У голубя-то и голубица завелась, и голубенок уж крылышками бьет!

– Да нет, ты погоди, – остановил его Всеслав. – Я вот что... Я с тобой еду!

– Это дело! – обрадовался Афанасий, и Лада тоже заулыбалась. – А уж Тихон-то от радости себя не вспомнит! Ну едем, едем. Ночку тебе на сборы да на прощания, – Афанасий подмигнул на Ладу, и та заалела, как маков цвет. – А поутру тронемся в путь. Я скажу там нашим, найдем для тебя местечко...

Афанасий ушел, а Всеслава одолели сомненья. Лада носилась по дому, собирая мужа в дальний путь, а Всеслав все никак не мог решить – ехать ему или нет? Хотелось очень повидать Киев, хотелось и дядьку Тихона увидеть, но так уж скипелся сердцем с Ладой, что ни дня без нее не мыслил, а уж без Марьюшки и подавно!

– Может, ты со мной поедешь? – нерешительно предложил он, заранее знаю ответ.

– Да что ты! – вздохнула Лада. – Мне бы и хотелось, да куда ж дите тащить? Нет, душа моя, погоди, пока Марьюшка подрастет немного. Тогда и проведаем сродничка твоего. А только я тебе вот что скажу... – и присела рядом со Всеславом, обняла его за крепкую, загорелую шею.

– Что? – Всеслав тоже обнял ее.

– Посмотри там – можно ли будет навовсе туда перебраться?

Всеслав удивился.

– Вроде, Ладушка, не говорили мы о том никогда?

– Не говорили, верно. И ты таких речей не затевал, а мне вроде как и не пристало. Да только долго ли нам на таком отшибе, как на краю света жить? Ничего-то не видим, ничего не знаем... Это ты по белому свету походил, много чего повидал. А я-то? Всю жизнь здесь.

– Правда твоя, – вздохнул Всеслав.

– И Марьюшка наша, – продолжала Лада. – И за нее мне боязно. Подрастет она – где женихов сыщем?

– До той поры долго еще, – засмеялся Всеслав. – Хотя и тут ты права. Нашей Марьюшке под пару мало кто найдется, хоть бы и в самом Киеве!

Лада рассмеялась и ласково потрепала Всеслава за чуб.

– Да я уж вижу, что ты к ней никаких женихов не подпустишь!

– Почему же это? – обиделся Всеслав. – Выберу самого достойного, за него и выдам.

– Ишь ты! – снова засмеялась Лада и опять принялась за сборы.

За сборами да разговорами проканителились до глубокой ночи. Уж Лада спохватилась.

– Да тебе же выспаться надобно! Завтра чуть свет вставать!

– В дороге отосплюсь, – усмехнулся Всеслав и привлек к себе жену. Долго еще в темном доме раздавался нежный шепот, смешки, вздохи... Лада заснула внезапно, словно провалилась в сон. Но Всеславу не спалось.

На цыпочках встал, подошел к колыбельке Марьюшки. Долго, долго смотрел на белеющее в темноте личико, точно старался излить на дитя всю любовь, которая билась в сердце. Девочка вздохнула во сне, заворочалась...

– Т-шш, – прошептал Всеслав, качнул колыбель.

Добрался до ложа, лег, но уснуть так и не смог. Слушал ровное, тихое дыхание Лады, порой подходил к колыбели и вглядывался в спящую Марьюшку. Задремал – сам не понял, как, потому что во сне все так же продолжал бестолково бродить по дому. Подошел к колыбели, качнул ее, как давеча, и увидал у себя на пальце обережный перстенек. Красный огонек вспыхнул в глубине. Не раз и не два видел его Всеслав и не удивлялся, знал – то свет играет в камушке. Но теперь-то свету откуда взяться? Темная ночь висит над деревней, все спят.

А свет все разгорался и разгорался, оттого страшно стало Всеславу. Дивны дела твои, Господи! Поднял руку, чтоб крестное знамение сотворить – огонек пропал, потух камешек. Перекрестился быстро – и проснулся.

Лада уже встала, затопила печь, теперь скоро собирала на стол – покормить мужа перед дальней дорогой. Завтракали наскоро. Потом Всеслав поцеловал жену, прикоснулся губами к лобику Марьюшки и вышел из дома.

На пристанях его уж ждали, все было готово к отплытию. Тут только Всеслав вспомнил, как ломала его хвороба, когда первый раз плыл по морю. Но теперь-то не море, и погода спокойная! Может, обойдется как-нибудь? А то перед людьми стыдно.

И правда, обошлось. Только когда задул ветер, стало качать лодии – Всеслав побледнел, перегнулся за борт. Чуть было не простился с обильным завтраком, да выручил все тот же Афанасий. Худого слова не сказал, не посмеялся, а сунул только Всеславу то самое греческое яблоко, каким еще Есмень Сокол потчевал. От кисло-сладкого вкуса стало полегче, прохладный сок освежил нутро, и Всеслав воскрес.

Дорога показалась Всеславу скучной. На другой же день заскучал он по Ладе и Марьюшке, все думал: чем-то они там занимаются? Лада, поди, хлопочет по хозяйству, Марьюшка в колыбельке распеленутая лежит, рассматривает свои пухлые ручонки. А может, собрались да пошли к деду Костяшу. Тот души не чает в правнучке, не наглядится на нее. Все рассказывал Всеславу, какой красавицей была малютка Лада.

– Она и теперь красавица! – возразил Всеслав.

– Маленькие-то завсегда лучше, – вздохнул дед. – Оттого лучше, что жальче их, поэтому аж сердце заходится...