Выход А - Евгения Батурина

– У меня как раз йога здесь недалеко, в «Артплее», – щебетала тетя Ира, у нее получалось «йоха». – После вашего занятия Илья может ехать в школу сам, я сегодня отпросила его с ОБЖ. Школа на Кутузовском, добираться недалеко. Оплачивать я буду раз в месяц по итохам. Если результат будет, поховорим о повышении. Худ?

– Гуд, – перешла и я на английский, чтобы тетя Ира поскорее ушла на йогу. – Спасибо!

Я часто говорю спасибо в значении «уходите», но люди этого, к счастью, не понимают, и отправляются на йогу довольные собой. Тетя Ира еще пару раз напомнила, что живет на Кутузовском, и отбыла.

Мы с мрачным подростком остались вдвоем – плюс спящие каждый в своей комнате Кузя и Исаич.

– Снимай ботинки, – сказала я Илюхе. – Would you like a cup of coffee?[1]

– Yes, please, – ответил он. – Especially if you mean coffee and a sandwich.[2]

И оставил свои огромные кроссовки на калошнице.

А я пошла варить кофе и искать что-нибудь для бутерброда. В холодильнике нашлась колбаса, а в дальнем кухонном ящике – тостер. Древний, но работающий.

Аппетитно запахло поджаренным хлебом. Илюха сел за стол, накрылся челкой. Я поставила перед ним кофе и тарелку с бутербродами. Он набросился на них, не теряя мрачного достоинства. Медиатор аккуратно положил в карман. Я тоже выпила кофе, но еще сильнее захотела спать.

– Ты что, не завтракал? – спросила я по-английски, когда молчание затянулось, а желание завернуться в скатерть и, положив голову в сахарницу, уснуть стало нестерпимым.

– Завтракал, конечно, – раздался сквозь хруст густой русский бас. – Гранолой с медом.

– Ненавижу мед, – поежилась я.

– Me, too, – парировал Илюха. – But who cares.[3]

– А сериалы любишь? – Меня вдруг посетила великолепная для хмурого утра идея.

– Смотря какие.

– И какие?

– «Доктор Хаус» люблю. «Обмани меня». «Воздействие», – назвал он три мои любимых сериала.

– А Blindspot не смотрел? «Слепое пятно».

– Нет, – мрачно обрубил он и спрятался за кружку с кофе. – Он новый.

– И я нет. Давай ты посмотришь первые две серии на английском и расскажешь мне, что понял. Только не обманывать! – Он оскорбленно отбросил челку. – А я посплю.

Я сделала ученику четыре дополнительных бутерброда, налила вместо кофе более педагогичного горячего шоколада, дала свой ноутбук и показала, где храню скачанные серии (еще один гневный взгляд из-под челки).

– Пока, – сказала я, зевая. – Выбирай любую комнату и смотри там кино. Проснусь – проверю.

И снова забралась под манящее, теплое, многообещающее одеяло.

Будильник сдернул его с меня ровно в одиннадцать. Шатаясь и плохо соображая, я пошла в мир. Откуда-то раздавался веселый детский смех. На него я и пошла. И очутилась в комнате с левой стороны от холла. Я звала ее Тайной комнатой, потому что туда просто так было не попасть – в нее вел маленький изогнутый коридорчик, резко и неожиданно сворачивающий налево.

В Тайной комнате стояла старая цветастая раскладушка. На ней восседал мрачный Гарри Поттер – Илюха с ноутбуком. Кузя примостился рядом на маленьком, забрызганном краской малярном табурете. Он хохотал.

– Мам! – пригласил он меня к ноутбуку. – Там голая тетя в татуировках!

И чуть не упал с табурета от смеха.

– Ну, ваш сын примерно передал содержание предыдущих серий, – сказал Илюха, схватил Кузю под мышки и посадил на раскладушку рядом с собой. – Вам рассказать это на английском?

– Расскажешь за третьим завтраком, – предложила я. – Омлет с сыром тебя вдохновит?

– А можно мне шоколадные подушечки? – заскакал на раскладушке легкий Кузя. – У меня только первый завтрак!

– Ох, мне бы подушечку, – ответила я и побрела в кухню. – Можно даже не шоколадную.

– Я тебе дам! – пообещал Кузя. – Но только одну!

Мы позавтракали, особенно Илюха, я отвела Кузю в «Бурато», а вернувшись, застала подростка за мытьем посуды. Попугай Исаич качался рядом, на вешалке для полотенца, и даже молчал.

– Красивую брюнетку обнаружили на Таймс-сквер в большой сумке. Все ее тело покрыто татуировками, одна из них содержит имя агента ФБР Курта Веллера, сурового мужика с добрым сердцем и раненой душой, – сообщила мне Илюхина спина гундосым голосом переводчика Володарского. – У девушки стерта память, она ни фига не помнит, поэтому ее называют Джейн Доу и зачем-то берут с собой в поле. Начинается расследование, и выясняется, что каждая татуировка Джейн таит в себе определенный смысл и помогает раскрыть нераскрываемые дела, а сама Джейн умеет стрелять и убивать без оружия, но не помнит, почему так крута. Отдел ФБР под руководством Веллера берется за расшифровку татуировок. Самая классная там – девка по фамилии Паттерсон, айтишник. Я смотрел на английском, клянусь своей бородой.

– Ох, лучше бы аннотации на всяких кинопоисках писал ты, а не все эти люди, – сказала я. – И я тебе верю. Не верю только, что у тебя уже борода. И что у тебя двойка по английскому – тоже. Ты же прекрасно говоришь, грамотно и даже с нормальным произношением. Откуда двойка, как так вышло?

Илюха домыл последнюю вилку, задвинул бедром ящик с приборами, брызнул на Исаича водой. Повернулся ко мне и посмотрел исподлобья, но так, что я увидела: глаза-то у него зеленые, а не черные.

– Борода – следствие гормональных изменений в организме. К тому же пока это, скорее, бороденка. Двойка – следствие тотального непонимания между мной и учительницей по английскому. Но в это вы вряд ли поверите.

– Продолжай, – зевнула я, не обращая внимания на провокации.

– Однажды я сказал «кэнт» вместо «кант». С американским акцентом. У нее самой акцент в лучшем случае дорогомиловский, но от других она требует британского. Она высмеяла меня перед классом и сказала «езжай в Америку». Я согласился, но уточнил, что правильно – «поезжай». С тех пор я не могу с ней разговаривать на английском. И вообще ни с кем не могу. Я молчу, она ставит двойки. Называйте это языковым барьером. Или психологической травмой.

– Угу, молчишь. Травма, – повторила я, не удивившись. – Будем лечить. Кстати, почему со мной ты не молчишь?

Он снова спустил жалюзи челки и сказал с максимальным американским акцентом: «No fear»[4].

И тогда я тоже перешла на английский.