Флэшмен и краснокожие - Джордж Макдональд Фрейзер

Что до самой бойни, то мне слишком часто приходилось оказываться на противоположном конце, чтобы я мог принять все близко к сердцу. Скальпирование – занятие свинское, но неужто я стану жалеть мертвых апачей больше, нежели люди Нана-сагиба жалели нас под Канпуром? А если вам вдобавок приходилось отступать от Кабула, бежать из-под Исандлваны или перебираться через Альму, то вид сотни краснокожих без волос на макушке может показаться вам не слишком приятным, но, поразмыслив над тем, насколько они заслужили свою судьбу, вы вряд ли станете сильно жалеть о них.

Не берусь утверждать, что пребывал в наилучшем расположении духа или пообедал с аппетитом, и я был почти счастлив, когда Галлантин отрядил меня в число дозора, направленного патрулировать равнину на предмет появления индейцев. Признаков их присутствия не было – а это, знаете, самый скверный признак. Мы вернулись в лагерь под вечер. Трупы были убраны, в центре разведен большой костер. Вот-вот должна была начаться по-настоящему дьявольская работа.

Как помните, женщин, относительно непострадавших, согнали в кучу, и если в течение дня мне и приходила мысль об их судьбе, то думал, их отпустят, ну разве что позабавятся с ними маленько. Но оказалось, по законам шайки Галлантина женщин отдавали на ночь на произвол этих красавчиков, а поутру убивали и скальпировали, так же как и детей. Сомневаетесь в моих словах, загляните в академическую книжку мистера Данна[122] и десяток других – и поймете, что разницу для пола и возраста «пройекто» предусматривал только в цене.

Я скушал жаркое, как полагается хорошему мальчику, и залил его несколько большим количеством кукурузного пива, нежели стоило. Тут ко мне и еще паре охотников подходит Иларио и сует нам кожаный мешочек. Он потряс его, и я, ничего не подозревая, сунул внутрь руку, как и прочие, и вытащил белый камушек. У тех двоих камушки оказались черными, они разразились проклятиями, а Иларио ухмыльнулся и махнул рукой.

– Felicitaciones, amigo![123] – говорит. – Ты первый!

Недоумевая, я последовал за ним к костру, вокруг которого, с Галлантином на почетном месте, расположилась вся шайка. Перед предводителем стояли трое охотников, на отвратительных физиономиях которых играли широкие ухмылки. Товарищи осыпали троицу шутками, охотники же отвечали на них грубой похвальбой и жестами. Потом я заметил рядом четырех индианок и понял – видимо, они являлись сливками с добычи, поскольку все были молоды и привлекательны, насколько может быть привлекательной перепуганная насмерть скво в засаленной кожаной рубахе.

– Это он последний? – вопрошает Галлантин, и, видя это заросшее бородой лицо с нечистой кожей в окружении улюлюкающей толпы, вы согласились бы, что вряд ли нашлась бы лучшая модель для картины «Сатана и его присные». В деле эти ребята выказали себя расторопными и дисциплинированными, но теперь, под воздействием тизвина и кактусового сока, да еще в предвкушении забавы, вся их зверская сущность полезла наружу.

– Ну же, Иларио, поживее! – закричал Галлантин, и Барба повернулся лицом к нам и спиной к скво. – Кто получит ее?

Галлантин указывал на одну из девочек. Иларио, который ее не видел, усмехнулся и, выдержав театральную паузу, указал на плотного бородатого малого рядом со мной.

Издав радостный клич, мерзавец кинулся к своей добыче и, к моему изумлению, принялся лапать ее прямо на глазах у всех! Ну и вопили же эти красавчики: как сейчас вижу их оскаленные звериные морды и того бородача, который взгромоздился на скво – задница его мелькала, как локоть скрипача. Перекрикивая гомон, Галлантин указал на вторую девчонку, и Иларио выбрал следующего кандидата. Тому хотя бы хватило ума утащить свою полубесчувственную жертву в укромное место. Толпа демонов ухала вслед удаляющейся парочке. Пришел черед третьей индианки, и на этот раз Иларио указал на меня.

– Проклятье! – выругался стоящий рядом орангутанг. – Я хотел эту штучку!

Его разочарование вызвало всеобщую потеху.

– Ура, Джим остался с носом! Эгей, а она ведь тебе в самый раз!

Когда он удалился со своей добычей, горлопаны переключились на нас с третьей девушкой.

– Ну же, парень, налетай! Как, он – англичанин? Тогда давай приятель, познакомь ее со своим Юнион Джеком! Хей-хей!

Будь она самой Клеопатрой, я бы все равно не захотел ее в тот миг. Никогда в жизни не чувствовал себя менее похотливым. Да и чего ожидать в таком ужасном месте, после тех кошмарных сцен и среди орущей толпы? И даже если отбросить вышеперечисленное, ее внешность не располагала к утехам – вот еще доказательство того, насколько ошибочны могут быть поспешные выводы. Окинув ее взглядом, я увидел всего-навсего простую индейскую девчонку в неряшливом замшевом платье, отделанном бахромой, с длинными косами, ниспадающими вдоль пухлого перепачканного личика. От подруг ее отличало только одно – тогда как товарки плакали и тряслись, она стояла прямо, как шомпол, и не прятала глаз. Если ей и было страшно, девчонка этого не показывала.

– Давай же! – ревет Галлантин. – Чего ты ждешь, приятель? Забирай ее!

Он схватил индианку за плечо и швырнул мне под ноги. Сложности этикета – я не в силах был сообразить, как мне себя повести, в присутствии всей этой пьяной компании, выкрикивающей похабные советы и поощрения, и бородатого мужика, пыхтящего на своей жертве в паре шагов по соседству. Уйти прочь, быть может, или сказать: «Пташка моя»? Девушка поднялась на ноги, а я, не зная, как поступить, смотрел на нее и, сам не замечая того, отрицательно покачал головой. Толпа взвыла и забесновалась, и тут хорошо знакомый голос говорит:

– Да он не может! Наш большой грозный лайми[124] скис! Ну так и быть, найдется человечек ему на замену!

Грэттен Ньюджент-Хэр, слегка покачиваясь от выпитого тизвина, выступил вперед. С торжествующей ухмылкой на лице он потянулся к девушке.

Ну, гордость меня не мучает, и от любой драки я стараюсь держаться как можно дальше – будь на его месте любой другой парень, я бы проглотил оскорбление и ретировался. Но это был ненавистный Грэттен, который путался со Сьюзи у меня за спиной, обладал мерзким носом и строил из себя бог весть что. И который, кроме того, преизрядно накачался, насколько можно было судить. К тому же ирландец ничего не ожидал. Он сжал девчонке руку, и тут я не выдержал: размахнулся что есть сил и врезал ему по физиономии. Парень отлетел, словно камень из пращи, упав на руки зрителям, выражавшим свой восторг улюлюканьем. Не прошло и секунды, как он, словно кошка, вскочил на ноги. Из носа у него хлестала кровь, в глазах горела ненависть, а в руке сверкал томагавк.

Бежать было поздно. Я поднырнул под смертоносный удар и отпрыгнул. Галлантин вскричал: «Держи-ка, парень!» – и, вытащив свой «боуи», кинул его мне. Я нащупал и схватил нож, одновременно уворачиваясь от нового наскока Грэттена. Лезвие чиркнуло по левой руке и я, ослепленный болью и ужасом, рубанул, метя в лицо. «Боуи», к слову, не нож даже, а настоящий заостренный тесак с двухфутовым лезвием, и попади я ему по голове, на ужин у нас были бы свежие мозги, но ирландец успел перехватить мою кисть. В приступе паники я навалился на него всем телом и вот мы уже лежим на земле – Флэши наверху. Но пьяный или нет, он оказался юрким, как ящерица, и выскользнул. Когда мы оба встали, его острый, как бритва, топорик снова взметнулся в ударе. Лезвие прошло так близко, что задело, как мне показалось, волосы, но прежде чем противник успел развернуться, я вцепился ему левой рукой в глотку, собираясь правой выпустить кишки, но он снова умудрился перехватить мою кисть. Я заревел от страха и ярости и приподнял левый локоть, чтобы не дать ему орудовать томагавком. Как бы ни был крепок мой враг, с Флэши в момент пробуждения в нем первобытной силы труса, бьющегося за жизнь, ему было не совладать. Я буквально на себе протащил его несколько шагов и одним сокрушительным толчком кинул прямо головой в костер.