Французский орден особиста - Николай Николаевич Лузан

– Поручи ему стащить ценную вещь.

– А потом обменяем ее на тушенку и сахар на продскладе! – рассмеялся Геращенко.

– Володя, перестань, не до того! – потребовал Рябов.

– Взорвать склад, к ядреной матери! – не унимался Геращенко.

– Володя, правда, сейчас не до шуток. А вот стащить бикфордов шнур – хорошая идея.

– Не слишком ли рискованно, Санек? Как бы «Фон» раньше времени не вздернул нас на этом шнуре, – усомнился Орлов.

– Это еще не все, Коля. Ты потребуешь от Тихановича выполнить еще одно поручение.

– И какое?

– Оборудовать на складе тайник для взрывчатки.

– Чего-чего?! – Орлов аж закашлялся.

– Ну, это уже чересчур, Саныч! – возразил Петриченко.

Геращенко посмотрел на Рябова и, выдохнув, спросил:

– Ты что, серьезно?

Рябов кивнул:

– А то. Только, понятно, никакой взрывчатки не будет.

– Но зачем тогда накручивать Тихановича? – удивился Орлов.

– Не его, а «Фона», – пояснил Рябов.

– Каким образом?

– А ты представь себя на месте «Фона». Он ликует – нащупал выходы на подпольную организацию. Его стукач не просто внедрился в нее, а пользуется полным доверием у руководителей. И вот подтверждение – ему поручили подготовить тайник для взрывчатки.

– Да, сильный ход! – согласился Геращенко.

– Просто бомба! – признал Петриченко.

– Как бы нам самим раньше не взорваться, – все еще сомневался Орлов.

– Да, Коля, риск есть, и риск большой. Но выбирать не приходится. После провала группы Сазонова и после заходов Тихановича нет сомнений, что «Фон» подводит крючок, – сказал Рябов.

– Вопрос только в том, когда он удочку дернет, – обронил Петриченко.

– Скорее всего, когда Тиханович обустроит тайник. Так что у нас есть некоторый запас времени! – уверенно произнес Рябов.

– Надеюсь, нам повезет, – согласился с ним Петриченко.

– Повезет, если ты, Андрей, через Антуана выйдешь на «сопротивленцев».

– Выйду, Саныч, но мне нужны убедительные доказательства, чтобы они поверили в то, что мы подпольщики.

– Я же сказал, будут, но позже! – заверил Рябов и, завершая сходку, потребовал: – Ребята, пока никакой активности. Ждем реакции «Фона» на предложение Коли!

На следующий день Орлов встретился с Тихановичем. Тот снова завел разговор о скором поражении немцев и «по секрету» сообщил об освобождении Харькова Красной армией. Орлов искренне порадовался, и Тиханович ничего не заподозрил. Якобы проникшись доверием к Орлову, он поведал, что «намерен бороться с фрицами и уже нашел одного единомышленника». Орлов, подыграв ему, намекнул, что связан с руководством подпольной организации лагеря. Также он предостерег «друга Сергея» от поспешных решений и рекомендовал проверить «единомышленника» на каком-нибудь поручении. В глазах Тихановича вспыхнул и погас заинтересованный огонек. Орлов сделал вид, что не заметил его, и пообещал сообщить руководителям подполья о новых кандидатах. Тиханович просиял и заверил, что готов выполнить любое задание.

Теперь Орлову и Рябову оставалось запастись терпением и ждать реакции «Фона». Прошел день, другой, но ее не последовало. Закончилась неделя – по-прежнему ничего не происходило. Ясность через Петриченко внес Антуан, сообщивший, что «Фон» все это время находился в командировке. После его возвращения Тиханович активизировался – он разыскал Орлова и напомнил, что готов взяться за выполнение поручения. Рябов с облегчением выдохнул – разработанный им замысел сработал, «Фон» клюнул. Теперь все решало время. Петриченко поговорил с Антуаном, и тот согласился встретиться с Рябовым накануне 7 ноября, 26-й годовщины Октябрьской революции.

Рябов посчитал это добрым знаком, и его ожидания оправдались. На встрече выяснилось, что Антуан не просто состоит во французском Сопротивлении, а является координатором подпольной борьбы в лагере «Острикур». От него Рябов и Петриченко узнали, что в лагере, помимо их группы, действует еще одна группа подпольщиков, ее возглавляет в прошлом политработник Красной армии Загороднев. Договорились об организации встречи с Загородневым. Важным итогом беседы с Антуаном стал план побега. Подпольщикам предстояло выбраться из лагеря, спрятавшись в вагонах с углем. Это был рискованный, но все-таки шанс.

Дальше события развивались быстро. Через пару дней Рябов поговорил с Загородневым. Решили, что группа политрука уйдет первой. И у них все получилось. Администрация лагеря сбилась с ног в поиске пропавших. Не обнаружив никаких следов, решили, что заключенные погибли в завале, произошедшем во втором забое. Завал этот организовала «тройка» Петриченко. Подождав, когда уляжется суматоха, Рябов и его товарищи продолжили подготовку к побегу.

Вторым был Петриченко со своей группой. Им повезло. С Атлантики подул теплый ветер, и лагерь окутал густой и липкий, как кисель, туман. Его бессильны были пробить даже лучи прожекторов на сторожевых вышках, к тому же туманное марево поглощало все звуки. После отбоя Петриченко, Сизов и Попов незаметно выбрались из барака, затем с помощью французов, связанных с Сопротивлением, проникли на грузовой двор, забрались в товарный вагон и с головой зарылись в уголь.

Невыносимо тянулись минуты, и вот наконец прозвучал протяжный гудок локомотива. От долгожданной свободы узников отделяли несколько десятков метров. Лязгнули буферы, вагон судорожно дернулся, и состав с углем тронулся.

Перестук колес звучал для Петриченко как музыка. Еще немного, и лагерь останется позади, а вместе с ним и ненавистный «Фон» с его сворой доносчиков. Страхи, связанные с тем, что дерзкий побег может сорваться и закончиться казнью, отступили, но Петриченко все еще не мог поверить, что два с лишним года мучений в фашистском плену остались позади. Хотелось выбраться из угля и полной грудью вдохнуть воздух свободы, но он усилием воли заставил себя лежать. Команду выбираться должен был дать помощник машиниста, также участник Сопротивления.

Поезд остановился, и пока он стоял, сердце выбивало барабанную дробь. Что-то пошло не так?

Наконец Петриченко услышал грохот двери и свое имя, сказанное на французский манер:

– Андрэ…

Он выбрался из кучи угля, сбросил с лица защитную повязку и жадно, полной грудью вздохнул. Туман развеялся, между тучами проглянула луна. В призрачном свете увидел своих товарищей. На черных от угольной пыли лицах Попова и Сизова сверкали белозубые улыбки. Поддавшись порыву, они бросились друг к другу и крепко обнялись.

– Свобода! Свобода! – срывалось с губ.

Помощник машиниста сказал, что километров через пять начнется затяжной подъем, локомотив снизит скорость, и как только позади останется будка путевого обходчика, надо будет прыгать. Их будет ждать проводник – даст о себе знать условным сигналом: трижды сделает круг фонариком. Пожелав удачи, француз возвратился в кабину локомотива. А Петриченко, Сизов и Попов, когда поезд возобновил движение, внимательно всматривались в темноту, чтобы не просмотреть будку обходчика. Прошло несколько минут, скорость упала. Подъем становился все круче, локомотив, тяжело попыхивая парами, тащился со скоростью черепахи. И вот расплывчатым, блеклым пятном показалась будка. Петриченко