Логика прыжка через смерть - Сергей Герасимов

Змея мыла низенькой, остроносой; без двух верхних зубов впереди.

Пока шел обыск, Ната сидела с Епинцевым в кабинете директора и говорила о разных разностях, накручивая локон на палец. Господин подполковник уже начинал растекаться от внутреннего жара – как маргарин на сковороде растекается от внешнего. Епинцев редко обращал внимание на женщин и считал их затмением ума – но иногда и на него находило затмение.

Осмотр верхних этажей ничего не дал. Единственной необычной вещью была дверь, нарисованная в подвале. Дверь была нарисована мелом на стене. А проблема была в том, что рисунок не стирался.

– Сейчас прийду, – сказал Епинцев. – Покинь помещение.

Сержант покинул и Епинцев попытался было обнять собеседницу, но получил оглушительную пощечину – даже в ухе зазвенело.

– Извиняюсь, – сказал он, – я что-то не так понял.

Он уже стоял в дверях, но «подождите…» прошептала Ната.

– Что еще?

Ната молчала, опустив глаза. Потом, все так же глядя в пол: «я просто хотела сказать спасибо.» На мгновение подняла глаза и сразу же закрыла лицо руками. Епинцев вышел, чувствуя, что прощальное спасибо прожгло в нем незаживающую скозную дыру чуть повыше желудка. Именно так он и чувствовал.

Бойцы вооружились мокрыми тряпками и стирали дверь. Мел стирался, но сразу же проступал снова. Бойцы уже выдраили всю стенку, не видевшую воды все последнее столетие. Стенка заметно посветлела. Гмнастерки стали белыми от меловой пыли.

– Что? – спросил Епинцев невпопад, – да, продолжайте.

Появилась Ната и спокойно по-дружески улыбнулась ему.

– Это наша достопримечательность, – сказала она. – Говорят, ее нарисовал некий святой монах. Есть легенда, что в эту дверь сможет пройти лишь тот, кто равен по святости самому рисовавшему. Многие одержимые гордыней пробовали пройти, но только разбивали лбы.

– А вы как думаете?

– Я думаю, какая-то аномалия. Аномальное явление, как летающая тарелка.

– Ах, аномальное явление! – осенило Епинцева. – Все, молодцы, бросай работу! Нашли.

Радость по поводу находки была омрачена: девочка, названная змеей, ухитрилась сбежать из приюта.

– Змея она и есть змея, – прокомментировала Ната Бяцкая. – В любую щель проскользнет. Ничего, найдем. Не такие бегали.

Наступала ночь. Небо замутилось, но не облаками, а радужными разводами, подсвеченными полной луной; большая птица черным контуром тихо появилась из Плеяд и пролетела прямо над его головой. Он проводил птицу взглядом и подумал – что или кто это? Он уже давно понял, 033й срез подреальности это совсем не реальность: здесь мертвые могут жить, время может идти в другую сторону, здесь можно быть видимым и невидимым одновременно, в здешнем небе могут плыть птицы размером с самолет, а в полонолуние? Что может случиться здесь в полнолуние? Но до полуночи еще почти три часа.

Ворота приюта были прочно заперты; стучать он не стал, а влез на стену. Над стеной была сетка с настоящей колючей проволокой поверх. На сетке валялись высохшие огрызки, камни, авторучки, носки и несколько сумок – все, что забросили сюда неугомонные дети. Во дворе ходили три страшные собаки, но ни одна из собак не обратила внимания на Коре.

Он прошел по стене, забрался в окно верхнего этажа, оказался в пустой келье, вышел в коридор и сразу увидел стрелку на стене. Стрелка оранжево светилась и указывала направление вниз. Он провел рукой по стене, но ничего не ощутил – стрелка была оптическим обманом, висящим в воздухе в сантиметре от камня. Такие же стрелки указывали направление вдоль лестницы, затем к подвалу и в подвал. В подвальной стене была дверь, обведенная меловым рисунком. Рисунок слегка светился. Коре нажал на дверь и дверь отодвинулась.

За дверью оказалась комната, вполне современная. Немного мебели, много приборов, некоторые неизвестны, включенный компьютер вертит объемную картинку над столом. Одно открытое окно и за окном ни ночь, ни день, ни лето, ни зима.

Одна кровать с обыкновенным поролоновым матрасом. Комната хорошо убрана, но похоже, что сюда давно никто не заходил. Дверь в умывальню. Зеркало, на полочке крем от волос. Тридцатидневный, хороший. (Справка: крем от волос уже практически вытеснил неудобное бритье; достаточно было смазать кремом щеки и щетина не отрастала положенное количество дней. Самым дорогим и хорошим кремом был сорокадневный, но такой редко встречался.) Крем от волос – значит, здесь был мужчина. И не местный.

Он вышел из умывальни и выглянул в окно. За окном простиралась серая пустыня. Он не сразу понял, что было не так – над пустыней не было неба и потому она казалась бесконечным залом, уходящим за горизонт. Рассеянное освещение, как в подземных тоннелях. Очень ровный грунт или пол. Воздух абсолюно неподвижен. Никаких предметов или деталей, лишь голая протяженность.

Грунт (это все же грунт) покрыт толстым слоем пыли. «Может быть ты займешься делом?», – спросила машина мужским голосом.

– Может быть и займусь. Измени голос на женский.

– Как тебе угодно, – ответила машина женским голосом.

– Где я?

– В базовой лаборатории.

– Здесь безопасно?

– Да. В реальности двери нет, она лишь нарисована мелом.

– Кельвин знал это место?

– Да. Он бы сразу пришел сюда.

– Что с ним случилось?

– Не могу ответить.

– Не знаешь?

– Знаю, но не могу.

– Информацию о задании.

– На экране или на бумаге?

– На бумаге. Стандартным шрифтом.

– Возьми папку в ящике стола.

Папка оказалась пухлой. Вначале он пролистал страницы, но ничего не понял.

Девяноста процентов информации могут быть ясны только специалисту. Люди, работавшие здесь, занимались М-заболеваниями. Их возбудителями, протеканием, способами передачи. Оказывается, найдены десятки М-болезней, а М-кретинизм – только одна из них. Каждый живущий человек носит в себе гермы этих болезней, две трети людей больны хронически с периодическими обострениями, а каждый пятый опасно болен. Остается только удивляться, как до сих пор люди не обращали на это внимания. Каждая из М-болезней заразна, некоторые заразны сильнее чумы.

Передаются через общение.

Существуют рассадники болезней – например, места, куда собирают больных для наказания, а не для лечения. В первую очередь тюрьмы, каторжные лагеря, колонии. А также школы, партийные ячейки, армия. Группы, пораженные почти на сто процентов: преступники, военные, несовершеннолетние, полиция, любые секты, ячейки, кружки, кроме спортивных и самодеятельности; как ни странно, политическая, бюрократическая и шоу-элита. Тюрьмы работают как инкубатор болезней, они постоянно поставляют заразу во все слои общества. Попавший в исправительное учреждение здоровым, выходит тяжело больным. Это ядовитая язва человечества, которую оно бережно лелеет и всячески усиливает. Армия обеспечивает эпидемии. Любая война есть эпидемия М-болезни, что может быть подтверждено простыми анализами. Генералы заражают солдат, солдаты – население, а потом следуют множественные повторные заражения. Поэтому войны могут длиться десятилетиями. Некоторые М-болезни передаются по наследству, например те, которые выглядят как кровная месть. Уровень заболеваемости четко связан с уровнем преступности. В регионах с меньшей преступностью заболеваемость меньше.