Затерянная Динотопия - Алан Дин Фостер

— Не шевелися, дружища! — скомандовал Мкузи, все еще хихикая.

Он снял рубашку и порвал ее на бинты. Португалец постоянно дергался, мешая перевязке. Рана немного кровоточила, но не представляла никакой угрозы для жизни.

Неровный укус вырвал кусок примерно шесть на пять дюймов из левой ягодицы португальца — к счастью, рана оказалась не слишком глубокой. Зияющая дыра на штанах была куда больше. Из членов команды «Кондора» Смиггенс лучше всех разбирался во врачевании, поэтому ему, как всегда, и выпало заниматься перевязкой.

Поведение пленницы нисколько не изменилось, она просто таращилась на всех. Она всего лишь немного утолила голод, но это совсем не значило, что насытилась. Крокодил или человек, ей безразлично. Тираннозавры столь же неразборчивы в еде, сколь и прожорливы. Со стороны казалось, что она насмехается над людьми, хотя зловещий оскал на хищной морде детеныша динозавра был от рождения.

Коренастый Томас бросил пленнику остаток крокодильего хвоста:

— На, старина! Это тебе добавка. Отведай-ка и крокодилий зад.

Эта шутка вызвала у пиратов дикий хохот. Только один человек не улыбнулся. Португалец бросил свирепый взгляд на американца:

— Когда мы выберемся отсюда, я отрежу твой поганый язык. Тогда посмотрим, кто будет смеяться.

Томас ничуть не возмутился.

— Тебе придется сначала поймать меня, дружище. — Широкая улыбка открыла ослепительно белые зубы. — А ты еще долго бегать не сможешь.

— Сущая правда, — вставил длинный Самуэль. — Ты бы, португалец, радовался, что легко отделался. И скажи зверю спасибо, что он подождал, пока ты повернешься к нему задом!

Снова раздались смешки.

Для бедняги португальца насмешки были куда страшнее, чем боль в укушенном месте. Он с большей охотой принял бы на себя удар меча, чем выносить подтрунивание своих товарищей, хотя в глубине души Гимараеш понимал, что шутят над ним не со зла. Португалец относился к тому разряду людей, для которых боль — старая знакомая. Мочку его правого уха оторвало пулей — память о торговом судне, которое пираты взяли на абордаж в Южно-Китайском море. Внушительный шрам, перечеркнувший его грудь, был подарком одного ныне покойного моряка с датского корабля.

Он гордился этими боевыми отметинами. Но разве можно гордиться шрамом на ягодице? Конечно, увидеть-то никто его не увидит. Но сам-то Гимараеш никогда не забудет о позорной ране.

И его товарищи по оружию тоже. Чем громче становился их смех, тем больше ожесточался португалец, тем сильнее распалялся от гнева.

Этой ночью спать ему не пришлось, наступила его очередь дежурить. На небе светила полная луна, но ее свет затемняли бесчисленные облака, затянувшие небо.

Света было достаточно, чтобы найти дорогу к дальнему краю лагеря, где пленники были привязаны к крепким деревьям. Четверо гибких птицеподобных динозавров спали, сидя на корточках и запрокинув головы, что делало их похожими на куриц, спящих на насестах. Они даже не проснулись при его приближении. Сравнение с курами пришло ему в голову совершенно неожиданно, но кто он такой, чтобы судить о привычках этих животных?

Он с ненавистью посмотрел на зверя, ставшего причиной его бесчестья. Дракон — так называл его китаец. Динозавр — объяснял им помощник капитана. А португалец придумывал пленнику разные имена.

— Привет, маленький дьяволенок. Ты не спишь? — Голос его звучал обманчиво мягко и нежно. — А-а, очень хорошо.

Один желтый глаз открылся, пристально следя за противником. Хотя животное было связано еще туже и надежнее, чем прежде, португалец, наученный горьким опытом, соблюдал дистанцию. «Один раз уже обжегся», — думал он с горечью… Для большей надежности пираты обмотали мощные челюсти еще несколькими витками веревок. Теперь зверь был совсем беспомощен. Человек может делать все, что ему вздумается, все, что его душе угодно, никакое сопротивление невозможно.

Но сейчас Гимараеш не стал рисковать. Он прекрасно знал, что, если хоть пальцем дотронется или тем более испортит эту мерзкую, но драгоценную шкуру, Блэкстрап сразу его самого освежует, разрубит на куски и скормит первому встречному монстру. Да, жажда мести разрывает его сердце на части, но он поступит мудро, он будет ждать, и его час настанет.

А пока он будет строить планы мести и временами навещать своего обидчика.

— Как спится? Хорошо? — Зверь молчал. Да он и не мог отвечать с крепко связанной пастью. Но смотреть на человека он мог. — Ненавидишь меня, так ведь? Это хорошо. Это очень хорошо. Мы отлично понимаем друг друга. Однажды ночью я приду за тобой, и у меня не будет ни сожаления, ни раскаяния.

Рана под повязкой ныла, но она не причиняла португальцу столько неприятностей, сколько насмешки приятелей. При ходьбе рана болела еще сильнее, и из-за этого португалец прихрамывал. Каждый шаг напоминал ему о случившемся, с каждым шагом в нем разгорался огонь ненависти. Каждая новая шутка укрепляла его намерение отомстить.

«Еще немного, — говорил он себе. — Надо только дождаться удобного случая. И тогда…»

— Думаешь, ты хитрый? Так смирно взял у меня кусок мяса и подождал, пока я отвернусь. Ну и каково тебе со связанными лапами и с заткнутой пастью? Ничего не жмет?

Он едва сдерживал волнение в голосе, вертя перед мордой тираннозавра дулом пистолета.

Из пасти пленника раздалось злобное шипение.

— Да, давай шипи на меня. Тебе, небось, сейчас до смерти хочется отхватить от меня еще кусочек, правда?

Он насмешливо шлепал зверя по нижней челюсти. Тот даже не тратил силы, чтобы дать отпор, — видно, сам понимал, что ничего не может сделать.

Снова португалец приставил пистолет к морде тираннозавра:

— Видишь это, маленький гаденыш? Это мой зуб, и он крепко кусается. В следующий раз я не буду поворачиваться к тебе спиной. В следующий раз я сам тебя укушу.

Гимараеш приблизился совсем вплотную, глядя хищнику прямо в глаза. Пленник рванулся вперед, пытаясь боднуть мучителя. На этот раз Гимараеш был готов к нападению и отскочил назад. По лицу его расплылась широкая ухмылка.

— Ты очень быстрый. Чертовски быстрый. Твоя мамаша, наверное, кобра, а папаша — тигр. Знаешь, в Индии я повидал и тех, и других. Они смертоносны, но индусы все равно их убивают. Они так же быстро умирают от ножа и пули, как и любая утка или фазан. — Тут его улыбка превратилась в омерзительную гримасу. — Интересно, каков ты на вкус? Что ты скажешь, когда я попробую от тебя кусочек?

Звук шаркающих шагов заставил его быстро вскочить. Он знал, что это не может быть капитан. Если Блэкстрап спит, его и пушкой не разбудишь. Наверняка это чертов непоседа Смиггенс, везде сует свой длинный нос, куда его не просят. Дело в том, что помощник капитана был проницателен и хитер не только на вид. Если он увидит португальца сидящим так близко к их драгоценному пленнику, он наверняка разгадает планы португальца. Затаив дыхание, Гимараеш выждал еще несколько долгих минут и расслабился только тогда, когда убедился, что рядом никого нет. Потом он в последний раз обернулся к пленнику: