Пустой трон - Бернард Корнуэлл

– Епископ Ассер мертв! – напомнил я.

– Он хотел получить меч, господин.

– Значит, клинок в Скиребурнане?

Сеолберт только застонал. У меня создалось впечатление, что он собирался помотать головой, только побоялся.

– Тогда где? – Острие ножа коснулась кожи прямо под нижним веком.

– В Тиддеви, – пролепетал поп.

– Тиддеви? – Мне никогда не доводилось слышать о таком месте.

– Епископ Ассер удалился туда умирать, господин. – Сеолберт едва отваживался говорить, и голос его звучал тише шепота, а глаза собрались в кучку, неотрывно наблюдая за хищным лезвием. – Прелат хотел умереть на родине, господин, поэтому отправился в Уэльс.

Я отпустил Сеолберта, который с облегчением рухнул на колени, и вернул нож Финану.

– Значит, оружие в Уэльсе, – заключил я.

– Выходит, так. – Ирландец протер лезвие.

Епископ Ассер! Звучало правдоподобно. Я ненавидел этого человека, а он ненавидел меня. То был мстительный коротышка-валлиец, одержимый клирик, который втерся в доверие к королю Альфреду и затем лизал монаршую задницу с жадностью пса, лакающего кровь во время осеннего забоя скота. Я рассорился с Ассером еще до его встречи с Альфредом. Валлиец был не из тех, кто прощает обиды, поэтому не покладая рук сеял раздор между мной и государем. Когда даны не угрожали, Альфред, подогреваемый гадючьим ядом Ассера, обращался со мной как с изгоем, но едва у Уэссекса появлялся новый враг, я снова оказывался в чести, поэтому валлийцу так и не удалось поквитаться со мной. До настоящего времени.

За пресмыкание и службу прелат получил от Альфреда в награду монастыри и епархию со всеми ее жирными доходами. Его рукоположили епископом Скиребурнана – особо богатого диоцеза в процветающей области. До меня доходили вести, что мерзавец покинул город накануне смерти, но я не придал им значения – разве что возблагодарил Тора и Одина за то, что прикончили-таки мелкого коварного ублюдка. Но ублюдок и впрямь оказался коварен, потому как рана моя так и не заживала. А это означало, что теперь кто-то другой владеет мечом Кнута и до сих пор творит на клинке христианское колдовство.

Вот почему «Дринес» плыла на запад, встречь поднимающемуся ветру. Река начала расширяться, сливаясь с морем. Отлив все еще влек воды Сэферна, ветер крепчал, там, где они встречались, начиналась борьба, и «Дринес» врезалась в короткие, крутые волны. Это был один из кораблей немногочисленного флота Этельреда, патрулировавший южное побережье Уэльса с целью защиты мерсийских торговцев от пиратов, что выныривали из бухточек и заливчиков. У меня ушло два дня на то, чтобы погрузить на судно продовольствие. Два дня, когда я каждую минуту ожидал приказа вернуться и выговора от Этельфлэд за отказ повиноваться ее приказу. Мне следовало скакать на север в Сестер, а вместо этого я болтался в нескольких милях к югу от Глевекестра и затаривал «Дринес» сушеной рыбой, хлебом и элем. Дочь хотела пойти со мной, но я уговорил ее отправиться вместе с полусотней дружинников Этельфлэд, посланных на усиление гарнизона Сестера. Человек, который любит свою дочь, не повезет ее в Уэльс. Этельфлэд настаивала также, чтобы в Сестер уехал ее племянник Этельстан. Там, за крепкими римскими стенами, вдали от злобы Этельхельма, мальчик будет в безопасности. Его сестра-близняшка Эдгит, которая не представляла угрозы для амбиций олдермена, осталась в Глевекестре с Этельфлэд.

«Дринес» была хорошим кораблем, если не считать имени. Крепкой постройки, с парусом, которым редко пользовались. Не пригодился он и сейчас, потому что мы шли прямо навстречу резкому ветру. Оставив сына за кормчего и капитана, я наблюдал, как он хмурится, когда очередная волна покрупнее подбрасывает украшенный крестом нос «Дринес». Мне было интересно, какое решение примет парень. Смотрел, как Утред налегает на рулевое весло, забирая южнее. Наш пункт назначения лежал на северном берегу, но сын правильно сделал, уклоняясь к югу. Когда начнется прилив, нам потребуется помощь ветра, и Утред уходил дальше в море, чтобы потом поднять большой парус и позволить ему нести нас. Если ветер сохранит направление, то нам едва ли хватит места для маневра. Хотя, скорее всего, он тоже зайдет к югу. Кроме того, я склонялся к мысли, что нам следует укрыться на ночь на уэссекском берегу. Вполне возможно, близ того места, где много лет тому назад я сразил Уббу.

Нас насчитывалось сорок семь – весьма значительный военный отряд. Эдит тоже пошла. Кое-кого из моих парней удивляло ее присутствие. Народ по большей части считает, что женщина на корабле не приносит ничего, кроме несчастья, потому как пробуждает зависть Ран, богини моря, не терпящей соперниц. Но я не решился оставить Эдит в Глевекестре из-за ревности Этельфлэд.

– Она прикончит бедную девочку, – пояснил я Финану.

– Или, возможно, отошлет в монастырь?

– Это одно и то же. Кроме того, Эдит знает Уэльс, – солгал я.

– Вот как? Неужто?

– Да, как свои пять пальцев. Вот почему она плывет с нами.

– Тогда понятно, – протянул Финан и больше не возвращался к этому.

Эдит, разумеется, ничего не знала об Уэльсе. Да и кто знает? По счастью, Гербрухт бывал в Тиддеви. Гербрухт – приятель моего сына, известный своей прожорливостью, из-за которой растолстел, хотя его бычья туша состояла по большей части из стальных мускулов. Я позвал его на корму, усадил рядом с рулевой площадкой и велел Эдит слушать.

– Откуда тебе известен Уэльс? – спросил я у фриза.

– Ходил в паломничество, господин.

– Ты? – Я не сдержал удивления. Гербрухт и паломничество как-то плохо сочетались.

– Мой отец был священником, господин, – пояснил толстяк.

– Он отправился из Фризии, чтобы посетить Уэльс?

– Король Альфред дал ему приход в Винтанкестере, потому что отец знал греческий.

Это звучало правдоподобно. Альфред дюжинами привлекал чужеземных попов в Уэссекс, но только если у них имелось образование.

– И вот отец, мать и я частенько посещали святые места, – продолжал Гербрухт.

– Так в Тиддеви тебя возили родители? – уточнил я.

Фриз кивнул:

– Я был совсем маленьким.

– Только не говори, что там был мертвый святой, – сказал я.

– Был, господин! – воскликнул Гербрухт благоговейно и осенил себя крестом. – Святой Деви[10].

– Ни разу о таком не слыхал. Чем он знаменит?

– Он проповедовал, господин.

– Да это все делают!

– Верно, вот только люди в задних рядах толпы не могли его разглядеть.

– Как это? Он что, был карлик?

Гербрухт нахмурился, явно страстно желая помочь мне, но не в силах подобрать слова.