Пустой трон - Бернард Корнуэлл

В том и заключалась разница между ней и покойным супругом. Этельред делал ровно столько, чтобы отражать вылазки данов, но сам никогда не хотел нападать на их земли. Этельфлэд намеревалась изгнать северян из королевства.

– Господин Утред! – Она посмотрела на меня.

– Госпожа?

– Твоя клятва.

И я опустился перед ней на колено. Острие меча упиралось в пол между ее ступнями, ее ладони обхватывали тяжелую рукоять, я положил свои ладони поверх ее.

– Моя госпожа, клянусь в верности тебе, – произнес я. – Клянусь быть твоим человеком и поддерживать тебя всем, чем могу.

– Посмотри на меня. – Ее голос стал тихим, чтобы разобрать слова мог только я. Я взглянул ей в лицо и заметил натянутую улыбку. – Эдит? – прошипела она, склонившись ко мне с все той же деланой улыбкой.

Интересно, кто сообщил ей?

– Ты и ее хочешь привести к присяге? – изобразил я непонимание.

– Ублюдок, – буркнула она; я ощутил, как дрогнули ее ладони под моими. – Избавься от нее. – Последние слова Этельфлэд тоже прошипела, но затем возвысила голос: – Ты поведешь войска в Сестер, господин Утред. Тебе предстоит там работа.

– Хорошо, моя госпожа.

– Пятьдесят моих дружинников пойдут с тобой, – провозгласила Этельфлэд. – Как и принц Этельстан.

– Да, госпожа, – отозвался я. Было вполне разумно удалить, насколько возможно, Этельстана от амбиций Этельхельма.

– Я последую за тобой, как только смогу, – продолжила правительница. – Но сначала мне нужно завершить дела тут. – Теперь она обращалась ко всему витану. – Необходимо раздать земли и распределить поручения. Епископ Вульфхерд!

– Госпожа? – нервно откликнулся прелат.

– Ты был наиболее уважаемым соратником моего мужа. Могу я предложить тебе место главы моего совета?

– Если Бог даст, госпожа, я буду служить тебе так же, как служил ему.

В голосе ублюдка сквозило облегчение. Этельфлэд сманила на свою сторону воинов Эрдвульфа, а теперь начала обрабатывать сторонников покойного супруга. Прилюдное назначение Вульфхерда посылало им сигнал, что нет нужды опасаться ее мести. Зато у нее самой имелись причины страшиться злобы Этельхельма. Идя к краю помоста, я наблюдал за ним и видел, что он взбешен и добродушное обычно лицо перекошено от ярости. Олдермен будет ждать, когда она совершит ошибку или уступит язычникам какую-нибудь территорию, и тогда пустит в ход свои деньги и влияние, чтобы сместить с трона.

А если говорить об утрате территории, то она может произойти только на севере. Мне необходимо ехать в Сестер, потому что город до сих пор плохо защищен от врагов. Там есть работа, которую следует совершить, и северяне, с которыми предстоит сражаться.

Но сначала мне нужно найти меч.

Весла неспешно погрузились, провернулись и поднялись. Длинные лопасти, с которых капала вода, вновь опустились. С каждым долгим гребком лодка устремлялась вперед, потом замедлялась, пока весла роняли капли в серо-зеленый Сэферн. Мы не спешили, потому что отлив и течение реки влекли нас к морю, и гребки только удерживали «Дринес» на курсе и заставляли ее слушаться руля. Финан напевал тягучую, унылую песню на родном ирландском, задавая ритм тридцати шести парням, ворочавшим на судне весла. Часть команды сидела на носу, лениво наблюдая, как камыши расступаются перед кораблем. «Дринес»! С какой стати называть судно в честь Троицы? Я до сих пор так и не встретил ни одного священника, монаха, монахини или ученого, который разъяснил бы мне суть Троицы. Три бога в одном? При этом один из них дух?

С момента провозглашения Этельфлэд правительницей Мерсии прошло три дня. Я принес ей присягу, потом стянул с шеи крест и сунул Финану, заменив привычным молотом. После ухватил отца Сеолберта за шиворот и вытащил через боковую дверь большого зала. Этельфлэд пыталась отчитать меня, но я, не обращая на нее внимания, выволок верещащего попа в переднюю и притиснул к стене. От этих упражнений под ребрами у меня все свело, а смрад от сочащегося из раны гноя был невыносим, но гнев оказался сильнее боли.

– Ты мне соврал, щербатый ублюдок! – рявкнул я.

– Я… – пискнул он, но я опять приложил его плешивой башкой к камням римской стены.

– Ты клялся, что не знаешь про Ледяную Злость.

– Я… – снова попытался он что-то пролепетать, но я снова не дал ему шанса, в третий раз с силой толкнув на стену.

Он заскулил.

– Ты вынес меч с поля битвы, – заявил я. – И притащил сюда.

Об этом поведала мне Эдит. Она видела священника с мечом. Ее брат Эрдвульф пытался выкупить клинок, но Сеолберт отказал, сообщив, что оружие обещано другому.

– Так где он? – спросил я, но Сеолберт не отвечал, лишь в ужасе глядел на меня.

В дверях из холла появился Финан и вскинул бровь.

– Надо выпотрошить этого лживого попа, – бросил я ирландцу. – Только медленно. Дай нож.

– Господин! – взвизгнул Сеолберт.

– Выкладывай, кусок дерьма: что ты сделал с мечом Кнута?

Он снова заскулил, поэтому я взял протянутый Финаном нож. Лезвие было тонким и очень острым и оттого легким как перышко. Таким можно бриться. Улыбнувшись Сеолберту, я проткнул кончиком черную рясу и коснулся кожи на животе.

– Я выпущу тебе кишки медленно, очень-очень медленно. – Я ощутил, как острие пронзило кожу, вызвав похожий на мяуканье звук. – Где меч?

– Господин! – охнул поп.

Я не собирался потрошить его, но он-то думал иначе. Рот Сеолберта быстро открывался и закрывался, уцелевшие зубы стучали. Наконец ему удалось заставить себя произнести:

– Он отправился в Скиребурнан, господин.

– Повтори!

– В Скиребурнан! – почти выкрикнул священник.

Я по-прежнему сжимал в руке нож. Скиребурнан – город в Торнсэте, одной из богатейших областей Уэссекса. Все земли вокруг Скиребурнана принадлежали Этельхельму.

– Ты передал Ледяную Злость Этельхельму? – допытывался я.

– Нет, господин!

– Тогда кому, ублюдок ты этакий?

– Епископу, – прошептал поп.

– Вульфхерду?!

– Он имеет в виду епископа Ассера, – сухо подсказал Финан.

– Епископа Ассера? – уточнил я у Сеолберта, и тот кивнул.

Я отвел нож от живота священника и поместил окровавленный кончик на толщину пальца от его правого глаза.

– Быть может, стоит ослепить тебя? – рассуждал я. – Зубы я тебе уже выбил, так почему бы не лишить и глаз? А потом языка.

– Господин! – вырвался у него едва слышный шепот. Поп не смел пошевелиться.