Рассекреченное королевство. Испытание - Ровенна Миллер

Когда мы пришли в библиотеку, Джей отправился по своим делам, а я бросилась на поиски Корвина в наивной надежде, что он меня ожидает. Ученые и студенты в серых мантиях разных оттенков чувствовали себя здесь, среди стеллажей и полок, как дома, они громко приветствовали друг друга и сбивались в группки, чтобы сравнить или обсудить чьи-нибудь труды. Несколько секунд я наблюдала за ними, удивляясь, что тысячи людей могут быть увлечены словами и идеями точно так же, как я увлечена тканями и шитьем.

– Мисс Балстрад! Я вас сегодня не ждал. Неужели я забыл о нашей встрече?

Я обернулась, и – о радость! – ко мне спешил Корвин.

– Нет-нет, я не… нет… – Я криво улыбнулась, всей душой желая, чтобы он оказался свободен и немедля пришел мне на помощь. – Я надеялась найти вас здесь и условиться о встрече.

– А, да, разумеется. – Он беспокойно дернул край широкого толстого рукава мантии. – Я бы с удовольствием уделил вам время прямо сейчас, если вы позволите мне перенести некоторые договоренности.

– О нет! Ни в коем случае не нарушайте из-за меня своих планов!

– Эти планы и выеденного яйца не стоят. Просто… любезность с моей стороны, которую я могу оказать позже. Вы меня извините?

Корвин сорвался с места и умчался, оставив меня терзаться мыслями, от каких важных дел я его оторвала. Интересно, с чего вдруг Корвин столь предупредителен со мной – может, он думает, я не простая белошвейка, а высокопоставленная галатинская леди? Или, пришло мне на ум более здравое объяснение, я считаюсь здесь высокопоставленной леди? И, значит, мне следует как должное принимать все приличествующие моему сану привилегии, дозволяющие, в числе прочих, отрывать людей от их важных дел: ведь просьба принцессы – закон.

Корвин, теперь уже спокойный и уверенный, вернулся через мгновение.

– Итак. Вы пришли сюда с каким-то не терпящим отлагательств вопросом – у вас это на лице написано. Давайте присядем и приступим к вашему делу.

Мы прошли в отдел пеллианской литературы, к тому же самому залитому солнцем уголку, где были в прошлый раз.

– Одно из преимуществ моего служебного положения в том, что мне позволено иметь собственную тележку для хранения книг, – улыбнулся Корвин.

Тележка, заваленная свитками, которые мы уже читали, и новыми стопками книг, тоже стояла на старом месте.

– Странно, – забормотал Корвин, вытаскивая один из томов. – Я разложил книги по порядку, а… хм… кто-то, должно быть, в них рылся. Не иначе как первокурсники – вечно суют свои носы.

Корвин улыбнулся, но улыбка вышла несколько натянутой. То, что кто-то копался в его книгах, особенно в бесценных старинных свитках, вывело его из себя. Я разозлилась бы точно так же, если бы кто-нибудь посмел трогать мои уникальные шелка грязными руками.

– Приступим. Что бы вам хотелось узнать?

Сложный вопрос, и готового ответа на него у меня не было. Я осознавала, что чародейские обряды серафцев – тайна за семью печатями, и открыто говорить о них – значит подвергать опасности саму себя, Теодора и даже Корвина. Я глубоко вздохнула.

– Существуют кратковременные чары, – начала я медленно, раздумывая над каждым словом, – которые накладываются при помощи музыки. По крайней мере в одном уверена – музыка способна их сотворить… – Я смешалась, поняв, как мало во всем этом смыслю. – Я хочу узнать о них как можно больше.

– Кратковременные чары, создаваемые музыкой… – Корвин поджал губы. – По слухам, серафские придворные маги пользуются истинной магией. То есть, по-моему, преобразуют энергию тирати так же, как вы преобразуете энергию физических объектов. Но те, кто сталкивался с их искусством, не упоминали ни о чем, хоть отдаленно напоминающем чары или проклятия.

– Тогда в чем же заключается их… искусство?

– Наверное, это можно назвать искусством увеселения. Те же иллюзии и фокусы, которые показывают уличные шуты, но только на более высоком художественном уровне.

– В этих… увеселениях используется музыка?

– Насколько я понимаю, да. Но я сужу с чужих слов, меня самого никогда не приглашали ко двору. – Корвин криво усмехнулся.

– Что ж, давайте со двора и начнем.

– Боюсь, подобные изыскания немедленно заведут нас в тупик. Секреты серафского двора, особенно его колдунов – тайна, доступ к которой закрыт даже для самых именитых мужей науки.

– Но разве это не странно? Я хочу сказать, вряд ли галатинским делегатам понравится, если над ними станут творить магические обряды.

– Если они верят в магию, им, разумеется, не понравится. Однако все это – суеверия, корнями уходящие в прошлое. Понимаете, мисс Балстрад, здесь мало кто верит в магию – любую магию, в том числе в ваши чародейные способности. Для них волшебство – не более чем очередная забава.

– Наверное, большинство галатинцев того же мнения. Если бы не сила моих чар, меня бы никто не принимал всерьез. Даже когда…

Я задумалась: да, у меня были приверженцы, и все же время от времени чувствовала, что мои клиентки, особенно те, которые появились у меня недавно, на самом деле не верят в волшебство и заказывают чары, чтобы не отстать от моды, потехи ради.

– Именно. Мистерии серафских колдунов теперь воспринимаются как дань традиции, которую необходимо поддерживать, чтобы скрыть ее истинную… как бы это сказать… жульническую сущность.

– Может, в старинных пеллианских текстах отыщется упоминание о подобных чарах?

Корвин впал в задумчивость.

– Но мы ведь до сих пор ничего похожего не нашли, верно?

У меня захватило дух: как же я не додумалась – мы ведь проштудировали теорию пеллианских чародеев от и до! Если бы схожие чары практиковались древними колдунами, мы бы непременно наткнулись на рассказы о них. Даже Пьорд, посвятивший некоторое время изучению чародейного мастерства, ни разу не дал мне понять, что ему известно о кратковременных музыкальных чарах, виденных Теодором. Иначе, возможно, он использовал бы именно их для достижения своих целей. Ведь это несравненно удобнее – нанять певца или музыканта для выступления при дворе, в присутствии короля!

Меня бросило в жар – вред, нанесенный музыкальными чарами, может оказаться непоправимым. Как глоток воздуха, мне нужен ответ на вопрос, зачем серафцы колдовали на ужине в резиденции.

– Я, разумеется, никоим образом не отказываюсь продолжать исследования, но должен заметить… – смущенно помедлил Корвин, – что древние пеллианцы не отличались особой музыкальностью. Все их музицирование – это перестуки перкуссии на литургических танцах да народные песни, напоминающие напевный речитатив. Другое дело, стародавние серафцы-кочевники… – Он восхищенно улыбнулся, как человек, распахнувший поутру окно в расцветший за ночь сад. – Невероятная сокровищница песен, лирических стихов, научных трактатов, записанных более поздними учеными, музыкальных инструментов, найденных в курганах. Просто немыслимо. Вот у них может что-нибудь сыскаться.