Рассекреченное королевство. Испытание - Ровенна Миллер

– Что это? – задыхаясь, спросила я.

– Похоже на выстрел. Местные охотники в лесу?

– Возможно. – Я выкарабкалась на сушу, не обращая внимания на песок, цепляющийся к мокрым ногам, и на влажный подол, облепивший щиколотки.

Теодор, не произнеся ни слова, взял меня за руку, и мы поспешили к карете. Песок больше не вызывал у меня умиления, а, наоборот, приводил в отчаяние – пока мы, спотыкаясь, бежали к экипажу, он впивался во влажную кожу, маленькими смерчами вихрясь у наших ног. На полпути мы встретили кучера.

– Живы? – запыхавшись, спросил он на галатинском.

Теодор ответил ему на серафском, и они обменялись несколькими фразами, пока я испуганно озиралась.

– Все в порядке. – Теодор наконец-то сообразил, что я не понимаю, о чем они говорят. – Стреляли в лесу. Возница думает, это не охотник, однако из леса никто не выходил.

Пока мы возвращались по дорожке к экипажу, кучер сказал что-то еще, но Теодор только кивнул в ответ.

Добравшись до главной дороги, мы увидели, что карета исчезла.

– Какого черта? – вскипел Теодор, резко обернувшись к вознице, застывшему с вытянутым, мертвенно-бледным лицом.

Теодор повторил свой вопрос на серафском, но кучер слабо покачал головой и вдруг что-то зачастил дробной скороговоркой.

– Нет, нет, вы – нет… Я – нет… Хватит! – Теодор повернулся ко мне. – Он думает, я его накажу и уволю, решив, что это его вина.

– Кто-то угнал карету, – сказала я. – Уверена, этот же кто-то выпалил из ружья, чтобы кучер ушел и дал ему время спокойно украсть экипаж.

Теодор кивнул и оборотился к кучеру. Я же тем временем разглядывала дорогу, ведущую к дипломатической резиденции: до моря мы добирались довольно долго, и хотя я не сомневалась, что у нас хватит сил проделать обратный путь пешком, мысль об этом не вызывала во мне никакого энтузиазма. Солнце палило немилосердно, и ощущение морской свежести мгновенно испарилось из-за удушающего зноя и невыносимой влажности. Но что хуже того – мы остались одни-одинешеньки и безо всякой охраны.

Наш возница производил впечатление честного малого, однако кто его разберет – с таким же успехом он мог оказаться конокрадом или разбойником, заманившим нас с Теодором в ловушку.

– Делать нечего, пойдемте пешком. Может, встретим кого-нибудь по дороге, и нас подберут из жалости, – сказал Теодор, сам не веря своим словам.

Набившийся в чулки песок нещадно кусался, солнце жарило изо всех сил, а мы брели по главной дороге, вспоминая прохладу и тень густых зарослей, росших возле дорожки, ведущей к пляжу.

– Черт, черт, черт, – сквозь зубы чертыхался Теодор. – Мы наверняка опоздаем к ужину, а на нем будут обсуждать предложение Западного Серафа по Соглашению об Открытом море. Я должен присутствовать на этой встрече.

– А кто-нибудь мог захотеть, чтобы ты ее пропустил? – Я схватила его за руку.

– Черт подери! Все возможно. Хотя я не имею ни малейшего представления, кто. Может, тот, кто считает, что Мерхевен лучше представит их интересы? Больше ничего на ум не приходит.

Следующую милю мы прошли в молчании, а когда поднялись на небольшой холм, увидели плантацию: широкое поле, низкий, бесформенный, длинный дом из камня, разросшиеся высоченные деревья и невысокие кусты.

– Апельсины, – догадалась я, когда мы подошли поближе. – А что это за кусты?

– Думаю, это лимонник. Ягоды плохо переносят транспортировку, поэтому я видел их только в засушенном виде.

Мы вошли в поместье, и рабочие, присматривавшие за лимонником, настороженно уставились на нас. Спасаясь от жары, они повязали головы белыми льняными тряпицами, сняли рубашки и остались в простых некрашеных брюках из льна. Я старалась не оглядываться на них, но меня снедало любопытство. Я знала, как вкалывали, не жалея сил, на сельскохозяйственных полях Галатии нанятые работники: хозяин земли, аристократ, вначале предоставлял работу жителям ближайших деревень и лишь затем – батракам, кочующим по плодородным долинам Галатии с плантации на плантацию в сезоны посева и сбора урожая. Интересно, думала я, здешние ли это рабочие или чужаки, которые приехали сюда, чтобы выполнить определенную работу и через неделю уехать? Сколько они получают?

Перед домом владельца, оплетенная поверху ярко-красными вьющимися розами, стояла беседка со скамеечками.

– Подожди здесь, – шепнул Теодор, когда мы подошли к дому. – Вдруг хозяева окажутся не особо любезными.

Теодор постучал в дверь и быстро-быстро заговорил по-серафски с выросшим на пороге мальчиком, одетым, как и слуги в дипломатической резиденции, в белую ливрею. Пока Теодор стоял на крыльце, я рассматривала работников. Они обрезали ветви, собирали ягоды и сгребали сухую листву к основанию кустарников. Время от времени кто-нибудь из них, такой же любознательный, как и я, искоса посматривал в мою сторону. Нас разделяла всего лишь горстка громадных красных цветов, но мне мерещилось, что расстояние между мной и рабочими, составлявшими здесь основную массу населения, гораздо, гораздо больше. Я прибыла в Сераф уверенной и убежденной, что непременно познакомлюсь с культурой и обычаями разных стран. Однако запертая в стенах дипломатической резиденции, где я общалась исключительно с высшими представителями иностранных государств, я не особо пополняла свой багаж знаний.

Этим работникам, как и галатинским беднякам, ничего не перепадало ни от богатств высших слоев общества, ни от политической власти. Однако батраки Галатии, если верить Байрону Бордеру, имели организацию, сплотившую, при помощи писем и самодельных красных колпаков, разрозненных борцов-революционеров в единый союз. Возможно, высокородные эйниры и эйнары, с которыми я свела знакомство на саммите, обычных рабочих и не замечали, но я-то видела их, видела их силу, их численность, их величие.

– Надсмотрщик запрягает повозку. Как только она будет готова, помчимся в резиденцию, – оповестил меня вернувшийся Теодор.

– Странно, что нас не пригласили в дом.

– Хозяева в отъезде всей семьей. Надсмотрщику разрешено пользоваться хозяйским оборудованием, но приглашать незваных гостей в дом – таких полномочий у него нет.

Надсмотрщик оказался гибким рябым мужчиной. Оспинки, в изобилии покрывавшие его бронзовое, выдубленное солнцем лицо, отливали темно-коричневым цветом. Он и кучер взволнованно обсуждали, каким образом вернуть повозку обратно на плантацию.

– Рабочие, – зашептала я на ухо Теодору. – Пусть кто-нибудь из них поедет с нами.

Теодор качнул головой.

– Большая часть работающих здесь батраков связаны договором либо с самим плантатором, либо с биржей труда. Они отдали себя в кабалу, чтобы оплатить долги или штрафы. Им ни за что не доверят хозяйскую повозку – слишком велика честь.

Я оглядела обряженных в холщовые одежды работников, гнущих спины, закабаленных долговыми обязательствами. Если на всех плантациях Западного Серафа, где выращивают златофрукт или лимонник, используется рабский труд, то нечего удивляться, что сильные мира сего трепещут, услыхав пламенные призывы народных вождей Галатии.