Командир особого взвода - Вадим Шарапов

Боль полыхнула внутри, но Степан уже рванул карман, сжал в кулаке оберег. Тело тут же онемело, словно прихваченное сильным морозом. Боль ушла вглубь. Нефедов навскидку выстрелил из «парабеллума», серебряные пули канули в глазницах твари, но ничего не случилось. А со всех сторон уже поднималось кладбище, и валились, рассыпаясь, кресты и статуи.

Внезапно фигура резко замерла, прекратив выть. Перед ней стояла невысокая худенькая девочка, зябко стянув на груди серый платок.

– Ангела?!? – не своим голосом крикнул старшина Нефедов. «Быть не может! А как же мартаан?» – пронеслось у него в голове. Немецкая девочка шагнула к замершей твари и вытянула вперед руки.

В черное небо с горизонтом, стянутым краями невидимого пузыря, ударила ослепительная молния, целое ветвистое дерево, замершее, как показалось старшине, на целую вечность. Стены кирхи потекли, плавясь пузырящимся кирпичом. А потом грохнуло и полыхнуло так, что Нефедов мгновенно оглох и почти ослеп. Кладбище на долю секунды превратилось в белую, без оттенков, равнину, изрезанную угольными тенями. Потом все погасло.

Перевалившись на бок и плюнув кровью на каменную плиту, Степан сел и помотал головой. Кирха превратилась в груду оплывшего камня, из которой торчал скрученный в спираль крест. Двухголовая фигура исчезла, и на ее месте булькала, шипя, воронка, заполненная чем-то вязким.

Потом Нефедов увидел Ангелу. Девочка неподвижно лежала в центре выжженного до асфальтовой твердости круга диаметром в десяток метров. Пока Нефедов ошеломленно смотрел на нее, Ангела пошевелилась и чуть слышно застонала.

– Сейчас… Сейчас! – старшина поднялся на ноги, не обращая внимания на вновь вспыхнувшую боль, и побежал к девочке.

– Живая? – он взбросил ее на руки, всмотрелся в измученное лицо. Детское тело было горячим, как печь, оно обжигало руки даже сквозь одежду.

– Ласс, Тэссер, ко мне! – Нефедов кивнул появившимся альвам. Оба были целы, несмотря на то, что кожаная одежда висела клочьями.

– Ласс, к Никифорову, быстро. Тэссер, сообрази что-нибудь из своего, чтоб можно было ей в рот влить…

Ласс дернулся было, чтоб исполнить приказ, но вдруг остановился, словно ткнувшись в невидимую преграду. Тэссер молча глядел куда-то за плечо Нефедову. Очень спокойно Степан положил девочку на твердую спекшуюся землю. Потом поднялся с колен и поглядел туда же.

Перед ними стояло разбуженное кладбище. Но здесь больше не было когда-то похороненных бюргеров, солидных банкиров, отцов семейств. Не было героев войн и уважаемых бургомистров. На краю круга, подступая все ближе, шевелилась жуткая масса исковерканных заклятьем останков, не имеющая никакого подобия людей. Издавая тягучий стон и скрежет, эта масса придвигалась все ближе.

И вдруг – как по команде, неупокоенные остановились. Потом двинулись в обратную сторону. Расширяя круг, отходя дальше от замершей группы. Нефедов все понял и похолодел. Пузырь, который теперь уже не сдерживала руновязь, вот-вот должен был лопнуть, открывая тварям доступ в мир живых. Они чувствовали это и шли на зов, которому не могли противиться.

Степан провел пальцами по ремню, но там болтались лишь пустые ножны. Тогда старшина выхватил у Ласса костяной нож и упал на колени. Понимая его без слов, оба альва согнулись над ним, изо всей силы, до хруста давя на плечи невероятно тяжелыми для изящных тел руками. Нефедов вспорол ножом рукав комбинезона и вытянул вперед руку. А потом изо всей силы полоснул по ней узким белым лезвием, проводя черту от плеча к запястью, погружая клинок почти наполовину. Кровь хлестнула струей.

– Карта Ноль! – закричал Нефедов, срывая голос.

Мир остановился.

Перед глазами у старшины висели шарики крови – неподвижные, словно все происходило во сне. Он поднялся на ноги, освободился от хватки альвов, так и замерших в неестественных позах. Ярко-алый бурун крови так и остался висеть в воздухе, постепенно поднимаясь вверх, рассеиваясь в воздухе на мириады кровяных крошечных иголок. Заполняя небо, кровь нависла над погостом. Сейчас где-то там, снаружи, за границами пузыря, жители целого города и все солдаты валились с ног, как сбитые кегли, теряя сознание от мгновенной слабости. Отдавая, сами не зная того, часть жизненной силы. Карта Ноль, последний козырь, крайнее средство.

– Карта Ноль, – без всякой интонации повторил Нефедов. Откинулся назад и стал падать – медленно, будто сквозь резину. Прикрывая глаза, он еще успел увидеть, как стремительно светлеет небо и багровая, висящая в воздухе кровавая взвесь рушится вниз, иглами сокрушая все, что не было живым.

* * *

– Нет, рыбалка тут все-таки так себе, – полковник Иванцов поморщился, выбрасывая на берег очередного карася-недоростка. – Никакого удовольствия!

Степан Нефедов, который помешивал варево в котелке над костром, зачерпнул оттуда деревянной ложкой, подул, попробовал. Причмокнул губами.

– Не скажите, товарищ полковник. Уха что надо.

– Сиди уж. Знаток! – отмахнулся Иванцов, выбираясь на берег. – Есть можно хоть?

С этим вопросом он зачем-то обратился к Лассу, который неподвижно стоял на берегу. Альв озадаченно посмотрел на него, перевел взгляд на котелок и обратно.

– Ну ладно, ладно. Вы такого не едите, – проворчал полковник. Подвинулся поближе, сам попробовал уху на вкус.

– М-да. А ведь точно, есть можно…

Старшина пружинисто поднялся на ноги, поморщился, скрипнул зубами. Иванцов сурово покосился на него.

– Чего скачешь козлом? Герой… Сядь, я сказал. Как руки себе пластать, так это его приглашать не надо. А как ухи поесть по-человечески, так он торопится.

– Ангелу хочу проведать в госпитале, – отозвался Степан.

– Проведать… А ты не торопись! Я ведь, между прочим, тоже не деревянный по пояс. В порядке твоя Ангела, спать до вечера будет. Вечером проведаешь, никуда не сбежит.

Иванцов помолчал, потом признался все так же ворчливо, точно его уличили в чем-то непотребном или стыдном:

– Я ведь, слышишь, Степан, думаю ее забрать к себе. В Москву отправлю, к жене. И той веселее будет, врачи рекомендовали ей прогулки, а в одиночку гулять не здорово…

– Это хорошо, – кивнул головой Нефедов.

– Сам знаю, что неплохо. Ты мне лучше вот что скажи… Как она так смогла, а? Ведь был же этот самый альвский яд…

– Не знаю я, товарищ полковник, – через силу признался Нефедов. – Всю голову себе сломал. И Ласс с Тэссером не знают, я спрашивал.

– М-да. Мистика какая-то. Ведь если бы не она, то… – полковник, не договорив, махнул рукой.

– Я за ней присмотрю, – сказал старшина. – Пока могу.

– Присмотрит он… За тобой, похоже, тоже в оба глаза нужен присмотр.

Молчали долго, хлебали уху. Потом Иванцов отвалился от костра и поглядел на небо.

– Ясно завтра будет.