Именинница - Пенелопа Дуглас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Меня и саму удивляет, насколько спокойно звучит мой голос, словно я и не плакала. Я не против показать свои слезы Коулу, но не Елене.
Несколько мгновений Пайк нерешительно смотрит на меня. Наконец он разворачивается и уходит, хлопнув дверью.
Елена тут же вылетает из бассейна, плотно обмотав себя полотенцем, и хватает свою одежду с шезлонга.
– Я пойду, – говорит она, а затем переводит извиняющийся взгляд с Коула на меня. – Прости меня, Джордан.
Она наклоняет голову и проносится мимо меня к дому, вероятно, чтобы переодеться в ванной.
Я снова смотрю на Коула. Его светлые волосы зачесаны назад, а в глазах то же самое выражение, какое было, когда он сказал мне, что Ник погиб.
Мне хотелось бы сейчас злиться на него.
Но я, скорее, просто разочарована.
– И давно вы спите? – спрашиваю я.
Он опускает глаза и печально кивает.
– С твоего дня рождения.
– С того, на котором я и не присутствовала даже?
Он делает глубокий вдох, расправляет плечи и, выбравшись из бассейна, оборачивает вокруг талии полотенце.
– Мы с тобой давно знакомы, – говорит он. – И нуждались друг в друге, когда это началось. Но я не тот, с кем ты проведешь жизнь. И ты всегда это знала.
– Тогда зачем я вообще переехала сюда? – спрашиваю я. – Почему ты не отпускал меня?
Хотя я могла бы задать себе эти же вопросы. Мы оба оказались слабаками и цеплялись за единственного человека, с кем видели нечто хорошее. И мы не обращали внимания, что, оставаясь вместе, лишь все портим.
Я люблю его. Он мой друг. Как он мог так унизить меня?
– Не ожидала, что ты окажешься таким же, как он, – выпаливаю я, и по моим щекам вновь начинают литься слезы.
Он поднимает глаза, прекрасно осознавая, о ком я говорю. Джей – настоящий кусок дерьма. Но не Коул. Ведь Коул знал, что мне довелось пережить. Так почему же тогда он пытался причинить мне боль?
– Мы же были друзьями, – продолжаю я.
А друзья не должны так поступать.
Он молчит. Ему нечего мне сказать. Он виноват не в том, что мы расстаемся, а в том, насколько ужасно, как это произошло.
– Вы и в нашей кровати кувыркались? – спрашиваю я. – Пока я работала?
Его молчание говорит красноречивее слов, и меня внезапно окатывает волной гнева. Знал ли Пайк, что Коул приглашал ее? А может, и других девушек?
«Нет», – одергиваю я себя, чувствуя, как слегка расслабляется узел, в который скрутился живот.
Он выглядел таким же потрясенным, как и я.
Но тут до меня доходит, что Коул вряд ли встречался с Еленой наедине. Уверена, они обжимались и на вечеринках.
– И, конечно же, все твои друзья об этом знали, – говорю я, когда масштаб его предательства становится совершенно очевидным.
Что ж, теперь я сама по себе. И, кроме Кэм и девчонок из бара, у меня не осталось больше друзей.
Коул подходит ближе и останавливается прямо передо мной.
– Я немного поживу у Елены, – объявляет он. – Оставайся здесь, пока не…
– Да пошел ты! – глядя ему в глаза, выпаливаю я с таким же безразличием, с каким прозвучало бы из моих уст «Благодарю».
Возвращаюсь в дом, но не останавливаюсь, чтобы проверить, ушла ли Елена или ждет Коула у машины. А вместо этого подхватываю рюкзак, поднимаюсь в спальню, достаю телефон и опускаюсь на пол у закрытой двери.
После четвертого гудка на том конце наконец поднимают трубку, и я, смахнув слезу, как можно спокойнее произношу:
– Привет, пап.
* * *
На следующий день оглядываю нашу с Коулом спальню. Его вещи валяются там же, где он их бросил, а мои наконец распиханы по чемоданам, которые уже уложены в машину.
В какой-то степени я рада, что не привезла сюда много вещей. Большая часть одежды уместилась в двух чемоданах, один из которых принадлежит Кэм. Она дала мне его еще две недели назад, когда я собиралась съехать отсюда.
Но затем Пайк Лоусон сделал для меня грядки, что лишний раз подтверждает, что мужчинам требуется не так много, чтобы заставить меня вернуться.
С губ срывается грустный смешок. Правда, стоит признать, что я буду скучать по саду. Схватив последнюю коробку, прохожу мимо кухни и еще раз бросаю взгляд на двор. А затем выхожу через парадную дверь и тут же вижу пикап Пайка. Он только что вернулся с работы.
Сердце тут же начинает биться быстрее. Проклятие. Жаль, что я не успела убраться отсюда до его приезда. Еще нет и пяти. Я специально отпросилась пораньше, чтобы успеть собрать вещи и уехать до его появления. Так почему он уже дома?
– Что ты делаешь? – Пайк обходит пикап и идет мне навстречу.
Я запихиваю коробку на заднее сиденье поверх другой, радуясь, что машина достаточно большая, чтобы вместить все мои пожитки. Хотя для этого хватило двух чемоданов и трех коробок. Все остальное лежит в хранилище. И не думаю, что в ближайшее время мне это понадобится. В «доме» моего отца места для чертежного стола не больше, чем в нашей с Коулом спальне здесь.
– Спасибо за все, – благодарю я, уверенная, что он сам прекрасно понимает, что здесь происходит. – Ты удивительный человек.
– Ты уезжаешь? – Пайк выглядит растерянным.
Закрыв дверь машины, я поворачиваюсь к нему. Желудок тут же сжимается, а в горле образуется ком.
– Коул уехал, и к тому же мы расстались, так что мне здесь больше не место, – объясняю я. – Ты всегда искренне стремился мне помочь, хотя и не обязан был это делать, и мне никогда не отблагодарить тебя за это. Я очень это ценю. – Как бы я ни старалась, мне не удается улыбнуться даже ради нас обоих. – Особенно кассеты.
Наши взгляды встречаются. В его потемневших глазах заметно беспокойство, отчего в груди начинает колоть. Отвернувшись, я делаю вид, что проверяю, закрыла ли дверь, чтобы собраться с мыслями.
– Папа разрешил мне немного пожить у него, – говорю я, вновь посмотрев на Пайка. – У меня все будет в порядке.
– Но…
– Ой, я забыла сумку.
Провожу пальцами по волосам и убегаю в дом, прерывая его на полуслове.
Мне не хочется с ним спорить. А еще я боюсь, что расплачусь, если он что-нибудь скажет мне.
Мне не хочется уезжать, но и причин оставаться нет. Может, он будет хоть изредка заходить в бар, чтобы проведать меня? Возможно, теперь, когда мы так хорошо знакомы, будем чаще замечать друг друга на улице.
Конечно, сейчас я еще слишком расстроена из-за Коула. Мы общались с ним практически каждый день в течение последних трех лет. Но сейчас мне хочется оказаться как можно дальше от него.