Фиалки на десерт - Мария Метлицкая

У нее есть семья? Почему она в этом сомневается? Все. Закрыли тему. Настанет день – непременно настанет! – когда все вернется на круги своя. Будет здоров Виктор, приедет домой Катька! И все сядут за круглый обеденный стол.

Убеждала себя, а вот верилось ли? Нет, с мужем – понятно – все будет именно так, она и не и сомневалась. А вот дочка… Сама виновата! Хотела ей жизни полегче и поспокойнее – вот, получи! Родитель всегда виноват. Хочешь благо для дитяти – отпусти и плати одиночеством. Или – пришпиль к своей юбке и казнись пожизненно, что судьбу его, родного дитятки, сломал своим эгоизмом.

Нет, она все сделала правильно. Катька с раннего детства бредила Францией – учила язык, интересовалась культурой, рисовала Эйфелеву башню. В Париж она привезла ее лет в восемь. И там маленькая Катька спустя пару дней заявила:

– Мамочка! Как бы я хотела здесь жить!

В конце концов, что может быть важнее для родителя, чем счастье ребенка? Исполнилась Катькина заветная мечта – она жила и училась в Париже. Есть возможность видеться – уже спасибо! Есть возможность обеспечить ребенку приличное существование – дочь не думает о куске хлеба, ей не пришлось там мыть чужие квартиры. А дело родителя – заботиться о своем ребенке. «Впрягаться» и «рубиться», как говорит молодежь. Вот она и рубится за свою дочь – подумаешь, героиня!

И у мужа все будет отлично – теперь она в этом уверена! Слава богу, все обнаружилось на раннем сроке и они все успели. И как замечательно, что была возможность попасть в Германию, к прекрасным врачам! Ну и что же она разнылась?

Она всхлипнула и испуганно оглянулась – никто не заметил? Но по-прежнему тихо играла музыка, свет был приглушен, и публика была занята своими делами – до нее никому не было дела.

Эх, дед! Если бы он был сейчас рядом! Если бы Леля могла поехать к нему! Он бы выслушал, не перебивая ни разу, только покрякивая и слегка постукивая ладонью по столу. А потом громко вздохнул бы, погладил ее по голове и улыбнулся. «Лелька! Да справимся мы! Ты что сопли развесила, а? Конечно, прорвемся! И не такое бывало! Сколько мы проходили, а, Лель? Ну вспомни! Что там было написано на кольце у одного, ну очень неглупого человека? К тому же царя? «И это пройдет»! А, Лель? Конечно, пройдет! Все проходит, моя хорошая!» – И дед снова вздохнул бы, теперь, правда, немного печальней. А потом налил бы ей тарелку фасолевого супа – он отлично варил супы.

И она бы ела густой и горячий суп, всхлипывая и глотая слезы, и чувствовала, как ей становится легче, как отпускает.

«Прости, дед! Прости, что раздражалась на тебя. Прости, что часто стеснялась. Прости, что не всегда слушала тебя – далеко не всегда. Что часто посмеивалась над тобой – да, бывало! Отмахивалась от твоих советов – дескать, что ты понимаешь!

А вот теперь поняла – так сильно меня никто не любил. И так, как тебе, никому я была не нужна».

И еще вспомнила, как дед напевал: «Ты одна мне помощь и отрада, ты одна мой несказанный свет».

Это ей, Леле. Слуха у деда совсем не было, и она смущалась и раздражалась:

– Дед! Прекрати!

Какая же дура.

Звякнула эсэмэска – пришла машина. Леля расплатилась, сделала последний глоток кофе и встала из-за стола.

«Давно не была у деда, – подумала она, – на все время есть, а вот съездить на кладбище… А еще наезжаю на Катьку».

Снежная, освещенная Москва была торжественна и прекрасна.

«Ничего у вас не получится! – подумала она. – Творите черт-те что, изобретаете велосипед, портите изо всех сил мой город, а фиг! Он по-прежнему прекрасен и величав!»

Дома, переведя дух, набрала Галочкин номер.

Та отчиталась – по пунктам. Леля снова смутилась.

– Галь! Ну я ж не с проверкой, ей-богу, мне даже неловко!

А вот муж был явно расстроен. С сарказмом переспросил:

– Настроение? А какое может быть настроение, Леля? Сижу тут, – он заговорил приглушенно, – в чужом городе, в чужой квартире! Ем какую-то фигню – готовить она совсем не умеет! Какие-то старушечьи супчики и запеканки, совсем как в больнице! И без конца пристает – меряй давление, принимай таблетки, ложись отдыхать! Достала, ей-богу! И вообще – хочу домой, в свою кровать! Надоело все, Леля. Вся эта жизнь. – Муж был раздражен и последнюю фразу произнес громко, с напором, совершенно не стесняясь, что его услышит хозяйка квартиры.

– Тише, Витенька, тише! Ну, успокойся! Галочка может услышать! Нет, я все понимаю, конечно. Но разве есть выход? Правильно – нет! Придется потерпеть, мой хороший! Я понимаю, как тебе тяжело! Но, Вить, мне тоже непросто! Ты уж поверь! И Галочке тоже. Она нас просто спасает! И ты это отлично знаешь и понимаешь! Низкий ей поклон и благодарность, да, Вить? И наплюй ты на ее супчики, милый! Разве это главное – супчики? Конечно, старая дева – где ей было учиться готовить? Но главное, что человек она свой, ответственный и порядочный! А кому я бы смогла доверить тебя? В нашем-то положении? К тому же – язык! Подумай, как бы ты смог общаться с местной сиделкой? Про деньги я вообще не говорю! Витя, это единственный выход! И скажем Богу спасибо за то, что этот выход нашелся. И перестань капризничать, очень тебя прошу! Все самое страшное уже позади!

Чувствовала, как муж разозлился. Ждала фразы «Тебе-то хорошо, ты дома и ты в порядке».

Фраза и прозвучала – почти точь-в-точь. Все-таки почти тридцать лет совместной жизни – это не шутка. Постаралась не обидеться. Попыталась снова уговорить, увещевать.

Это ведь чистая правда – ему там значительно хуже, чем ей! Она здорова и дома – все так.

Только муж снова не спросил про ее дела – ни звука, ни слова. Вот так.

Спать легла расстроенная. Хотя чему удивляться? Его всегда интересовал только он сам, все понятно.

Заснуть не могла долго, ворочалась, вставала и бродила по квартире, и оказалось – не зря! Часам к трем осенило. Поняла, где выход и к кому нужно обратиться за помощью. После этого стало чуть легче – была почти уверена, что этот человек, М., ей поможет. Обращалась она к нему всего один раз и очень давно – крутой был человек, просто так не обратишься. Всегда был большим, а уж сейчас и вовсе стал исполином! Лишь бы только взял трубку!

Номер у Лели был – тот ей его дал на какой-то встрече сто лет назад. Тогда на этой встрече, презентации оборудования для кондитерских фабрик – кажется, презентовали шведы или норвежцы, – М. был мил и даже пытался за ней ухаживать. Но она, кокетка по природе, махнувшая пару бокалов «Дом Периньон» и построив глазки, шепнула:

– А ничего у нас не получится. Я верная жена, уж простите! Самой противно! – И глупо хихикнула.

Он мягко улыбнулся:

– Почему же противно? Мне, например, приятно, что остались на этом свете верные жены!

И именно тогда дал свой телефон.

И пришло время, когда она позвонила. Тогда снова случились большие неприятности. Они встретились в ресторане – пафосном и страшно дорогом, было время обеда. Он ел красиво и спокойно, а она совсем ничего не могла проглотить, кусок в горло не лез, и, постепенно пьянея от голода, стыда и страха, торопливо рассказывала о своих проблемах.