Последние часы. Книга I. Золотая цепь - Кассандра Клэр

– Передай Татьяне, что мы оплатим ремонт оранжереи, – устало произнес Уилл. – Должен признаться, вы действительно поднимаете много шума из ничего, Чарльз. Джеймс случайно оказался там, столкнулся с демоном, а дальше произошло лишь то, что должно было произойти. Ты предпочел бы, чтобы Джеймс оставил демона в покое, и тот отправился пожирать соседей?

Чарльз откашлялся.

– Давайте не будем отклоняться от сути дела.

Иногда Джеймсу с трудом удавалось вспомнить, что Чарльз являлся Сумеречным охотником, а не одним из сотен банковских служащих в котелках и мешковатых костюмах, наводнявших Флит-стрит каждое утро по дороге в Сити.

– Сегодня утром у меня состоялся долгий разговор с Бриджстоком…

Уилл выругался по-валлийски.

– Как бы вы к нему ни относились, он является Инквизитором, – изрек Чарльз. – И в данный момент, поскольку моя мать находится в Идрисе в связи с делом Элиаса Карстерса, я представляю ее здесь, в Лондоне. Когда Инквизитор говорит, я обязан его выслушать.

Джеймс вздрогнул. До сих пор он не связывал возвращение Шарлотты в Идрис с обвинениями, выдвинутыми в адрес отца Корделии, и сейчас удивился, почему это не дошло до него раньше. Он вспомнил, как случайно услышал разговор сестры и ее подруги в Кенсингтонских садах. Корделия сказала, что ее отец совершил ошибку. У нее дрожал голос.

– Пока что мне не рекомендовали применить к Джеймсу каких-либо мер наказания, – продолжал тем временем Чарльз. – Но, Джеймс… я бы посоветовал тебе не появляться поблизости от Чизвик-хауса и постараться по возможности избегать встреч с Татьяной Блэкторн и ее дочерью.

Джеймс сидел совершенно неподвижно. Стрелки старинных часов, медленно двигавшиеся по циферблату, напоминали ему кинжалы, которые нарезают на куски время.

– Позвольте мне хотя бы извиниться перед ней, – пробормотал Джеймс. Серебряный браслет жег ему запястье. Он сам не знал, кого имел в виду – Татьяну или Грейс.

– Ну-ну, Джеймс, – укоризненно заметил Чарльз. – Ты не должен вынуждать молодую женщину выбирать между тобой и матерью. Это некрасиво по отношению к ней. Грейс сказала мне, что если она выберет неподходящего, по мнению ее матери, жениха, Татьяна откажется от нее и перестанет считать ее дочерью…

– Ты едва ее знаешь, – резко ответил Джеймс. – Один раз проехавшись в карете…

– Я знаю ее лучше, чем ты думаешь, – заявил Чарльз мальчишеским тоном.

– Вы уверены, что говорите об одной и той же девушке? – удивился Уилл. – О Грейс Блэкторн? Я не понимаю…

– Ничего. Все нормально. – Джеймс не мог больше этого переносить. Он поднялся, застегивая пиджак. – Мне нужно идти – в Кенсингтонских садах осталась еще парочка уцелевших оранжерей. Дамы, закрывайте ворота понадежнее. Джеймс Эрондейл уже здесь, и он страдает от неразделенной любви!

Чарльз изобразил оскорбленную гримасу.

– Джеймс, – воскликнул он, но Джеймс стремительно обошел его, выскочил в коридор и с силой захлопнул за собой дверь.

Корделия нервно пощипывала юбку платья для визитов. К ее немалому удивлению, официальное приглашение на чай от Анны Лайтвуд – на бумаге с монограммой, ни больше ни меньше – пришло в это утро дешевой почтой. Корделию поразило, что даже после всего происшедшего Анна не забыла о своем случайном приглашении. И Корделия уцепилась за возможность вырваться из дома, подобно утопающему, который хватается за соломинку.

Вернувшись к себе среди ночи, она не могла уснуть почти до утра. Она свернулась в клубок под одеялом, пыталась отключиться, но ее преследовали неотступные мысли о кузене Джеме и об отце. Потом нахлынули воспоминания о Джеймсе, о том, как он осторожно прикасался к ее раненой ноге, о выражении его лица в ту минуту, когда он рассказывал о царстве теней, видимом только ему. Она не могла даже представить себе, чем ему помочь, и тем более – чем помочь отцу. И Корделия думала: наверное, ощущение бессилия, неспособность что-либо сделать для близких и любимых – это самое страшное на свете.

На следующий день, за ланчем, мать и Алистер обсуждали последние новости – одному лишь Разиэлю было известно, где они добывали эти сплетни. Так Корделия узнала, что члены Анклава обнаружили Джеймса на территории поместья Татьяны Блэкторн; якобы он перебил все окна в доме и до смерти перепугал хозяйку и ее дочь, в пьяном виде отплясывая на лужайке. Даже Райза, наполнявшая чайник, улыбнулась. Корделия пришла в ужас.

– Все было совсем не так!

– А ты откуда можешь об этом что-либо знать? – обратился к ней Алистер таким голосом, словно точно знал, что она делала прошлой ночью. Но ведь он никак не мог об этом догадаться, откуда ему знать, утешала себя девушка. Однако Корделия ни в чем не могла быть уверена: ей часто казалось, что Алистеру известно гораздо больше, чем он рассказывает. И она с тоской подумала о тех далеких временах, когда они улаживали свои разногласия, колошматя друг друга по голове игрушечными сковородками.

А теперь она благодарила судьбу за приглашение Анны, несмотря на то, что у нее не было приличного платья. Стоя в вестибюле, Корделия бросила последний взгляд на свое отражение в высоком зеркале, висевшем в простенке между окнами. Да, яблочно-зеленое платье с пышной юбкой и рукавами-буфами, украшенное розовой вышивкой, было само по себе модным и симпатичным, но бесчисленные оборки делали его обладательницу похожей на старинный абажур, а ее лицо над высоким кружевным воротником почему-то имело желтоватый оттенок. Корделия со вздохом взяла со столика перчатки и ридикюль и направилась к выходу.

– Корделия! – Сона спешила к ней, стуча каблуками по паркету. – Куда ты?

– Я на чай к Анне Лайтвуд, – сообщила Корделия. – Сегодня я получила от нее приглашение.

– Да, твой брат что-то подобное упоминал, но мне, честно говоря, не слишком понравилась эта новость. Я хочу, чтобы ты завела здесь друзей, Лейли. – Сона редко называла Корделию детским прозвищем, которое дала ей сама в честь героини их любимой поэмы. Это означало, что мать взволнована. – Ты знаешь, что это правда. Однако я не уверена в том, что тебе следует посещать мисс Лайтвуд.

Корделия почувствовала, что кровь бросилась ей в лицо. Алистер вышел из столовой, чтобы послушать разговор матери и сестры, и стоял, прислонившись к косяку и злорадно ухмыляясь.

– Я уже приняла приглашение, – возразила Корделия. – Так что мне нужно идти.

– Позавчера на балу я наслушалась немало разговоров об этой Анне Лайтвуд, – продолжала Сона, – и никто не отозвался о ней положительно. Многие члены Анклава считают ее образ жизни и поведение непристойным и вызывающим. Мы приехали сюда для того, чтобы обзавестись полезными связями и влиятельными друзьями, а не для того, чтобы вызвать неодобрение властей. Ты уверена, что посещение дома этой молодой женщины – наилучшее начало твоей светской карьеры?

– Я не увидела в ее поведении ничего неприличного, – сказала Корделия и потянулась за новой соломенной шляпкой, украшенной шелковыми лентами и букетиком искусственных цветов.