Боксер 2: назад в СССР - Валерий Александрович Гуров

Рома, удерживая за плечи, сверлил меня взглядом. Таким злым я его еще не видел никогда.

— Думал я буду с тобой в куклы играть? — процедил он, обрызгивая меня слюной.

— Отпусти…

Я сжал кулаки. Бить тренера без особой на то надобности не хотелось, но так с собой обращаться я тоже не мог позволить.

Рома только сильнее стиснул мои плечи, как будто сами пальцы его превратились в хищные когти..

— По-хорошему говорю, отпусти, — я попытался сбросить его руки, но тренер вцепился мертвой хваткой.

Униматься он явно не собирался — наоборот, распушил перья, будто сейчас было самое время и место показывать, кто тут альфа-самец.

— Я тебе щас так отпущу!

Он сменил хват и схватил меня за грудки. Вернее, попытался, потому что короткий апперкот в район солнечного сплетения мигом нарушил его планы.

— Уф-ф-ф-ф…

Рома попятился, хватаясь обеими руками за грудь. Удар получился коротким, но лег плотно, а главное — точно в цель.

— Я предупреждал, Роман Альбертович, что ничем хорошим для вас это не закончится, — прокомментировал я. — Рекомендую сесть на корточки и сделать несколько глубоких вдохов. Пара минут, и боль пройдёт.

— Ты… уф… пф… — Рома не сумел выдавить и слова.

Но к совету прислушался. Сел на корточки, восстанавливая сбившиеся дыхание. Я терпеливо ждал, когда он выпрямится и сможет продолжить разговор. Хотелось верить, что руки он больше не станет распускать. Хотя могу представить, как его злость берет. Получить животворящих от мелкого пацаненка.

Мозгов у Ромы все же хватило. Он не не полез в драку. Но отдышавшись, выпрямился и выдавил из себя:

— Ты с письмами придумал, паршивец? Ты? Я все знаю!

— Знал бы не спрашивал, — парировал я.

— Некому больше! Сеня сам такое ни за что бы не провернул! Слишком уж он тюфяк. Это ты!

— Даже если я? — я не стал уходить от разговора и что-то утаивать. — Ты если о себе не думаешь, то о девчонках подумай. Это живые люди, и не надо с ними по-скотски поступать. Казанова из тебя так себе получается.

— Ты меня будешь учить, сопляк? — зарычал тренер.

Впрочем, смотреть на Рому как на тренера я теперь вряд ли смогу. Обыкновенный пацан с недолгим умом, ещё и несдержан.

— А тут учить не надо, — я медленно покачал головой и выговорил: — Учить можно только там, где мозги есть. А ты свои, похоже, дома забыл. Без обид.

— Что ты говоришь…

— Спрашиваю, что будет, когда ты кого-то из них забрюхатишь? Заметь, говорю «когда», а не «если», потому что это обязательно произойдет.

С изделиями номер два была не то чтоб напряженка — просто бешеной популярностью они не пользовались. И что-то я сомневался, что Рома припёр с собой в лагерь партию, соразмерную своим амурным амбициям. Он хотел что-то ответить, но осекся. Тяжело дыша, продолжал сверлить меня взглядом. На секунду показалось, что он всё-таки развяжет драку, но вместо этого тренер шумно выдохнул и растер лицо ладонями. Выглядел он жалко, и следа не осталось от привычной самоуверенности. Сейчас он, скорее, смотрелся нашкодившим мальчишкой, который понятия не имеет, что делать и как свой поступок исправлять.

Я решил немного подлить масла в огонь его душевных страданий.

— А потом что, женишься? И всю жизнь будешь жить с той, кого не любишь? Разве этого стоят несколько минут удовольствия?

— Даже если и буду! — выпалил Роман, но из его взгляда уверенность улетучивалась, как вода с раскалённой сковородки.

— А если не одна от тебя залетит? — продолжил давить я. — Хочешь, чтобы дети росли без отца, и общество порицало несчастных женщин из-за твоей непутевости? Себя не жалко, так девчат пожалей.

Рома на этот раз промолчал, опустил подбородок на грудь. Думал долго, я его и не торопил. Не знаю, задумывался ли он о таких вещах раньше, пока что-то не похоже. Он снова уткнулся лицом в ладони, энергично растер глаза подушечками пальцев, потом помассировал виски. Последовал тяжелый выдох, и, ни с того ни с сего, Рома вдруг решил высказать все, что накопилось на душе.

— Легко тебе говорить, Шахматист. У меня, в отличие от тебя, ни папы, ни мамы не было. Некому вот так приехать, если что не так. Все детство в зале отпахал. А когда влюбился в первый раз, гадким утёнком был… — он закивал сам себе, будто заново наблюдая за тем, как складывалась его жизнь. — Понимаешь, блин, я когда как ты был, совсем по-другому выглядел…

Не такой, значит, был красавчик и любимец женщин, хотел он сказать. Вот уж скромник.

— Тебя девчонка какая-то тогда отшила? — помог я Роме. — Ранило, запомнилось, и ты теперь решил сам вертеть девчатами, как куколками?

Рома промолчал, но так выразительно посмотрел, что стало ясно — именно так все и было. Детские обиды, значит. Я, конечно, не особо в такие вот штуки верю, но, может, не зря лет этак через пятьдесят расплодится целая куча мамкиных «психологов». Вот они и начнут «прорабатывать» детские травмы.

Ну а сейчас никаких психологов не было и в помине, а единственной возможностью «проработать» прошлое были как раз такие вот разговоры по душам. Место, правда, не очень удобное для задушевных разговоров, сейчас бы на кухоньку, да с запотевшей бутылкой «Столичной» и малосольными огурчиками.

— И теперь, когда я влюбляюсь в кого-то, меня прямо несёт, мне хочется ей показать, что я не какой-то, что еще кому-то нужен… — Рома посмотрел себе под ноги и растер нос тыльной стороной ладони.

Я с участливым видом покивал. Мол, да, Роман Альбертович, у каждого в голове свои тараканы. Чего только не бывает и тому подобное.

— А сам ты любишь кого? Вот положа руку на сердце.

Я ожидал услышать имя Аллы, к которой, как мне показалось, у тренера были настоящие чувства. Но Рома замялся, переступил с ноги на ногу и поднял глаза.

— Томку я люблю! — неожиданно и сконфуженно признался он. — И все это я начинал только ради того, чтобы ее позлить, думал, ревность проснется… а она не баба, а все равно что каменный истукан.

Судя по лицу Ромы и тому сожалению, которое на нем проскользнуло, тренер говорил чистую правду. Только я