Гунны - Владимир Ключников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но вернемся к Марцеллину. Он пишет:
«Никогда они не укрываются в какие бы то ни было здания; напротив, они избегают их, как гробниц, далеких от обычного окружения людей. У них нельзя встретить даже покрытого камышом шалаша. Они кочуют по горам и лесам, с колыбели приучены переносить холод, голод и жажду. И на чужбине входят они под крышу только в случае крайней необходимости, так как не считают себя в безопасности под ней. Никто у них не пашет и никогда не коснулся сохи. Без определенного места жительства, без дома, без закона или устойчивого образа жизни кочуют они, словно вечные беглецы, с кибитками, в которых проводят жизнь; там жены ткут им их жалкие одежды, соединяются с мужьями, рожают, кормят детей до возмужалости. Никто у них не может ответить на вопрос, где он родился: зачат он в одном месте, рожден – вдали оттуда, вырос – еще дальше»535.
Все это опять‐таки не слишком точно. Если в дни, когда гунны с боями двигались на запад, гоня перед собой орды алан и готов, такая картина могла соответствовать истине, это было временное явление. Перегоняя свои стада, кочевник движется из года в год по одному и тому же маршруту. На этом пути, как мы только что говорили, существуют стационарные стоянки. Приск писал об «огромном селении», в котором стоял дворец Аттилы, причем у Аттилы было несколько дворцов в разных местах его державы. Во дворце жила и его главная супруга. «Отличный дом» был у Онигисия. Приск рассказывает, что, путешествуя по гуннским землям, они были застигнуты бурей и нашли убежище в селении, «начальницей» которого была одна из жен Бледы. Здесь путников устроили в отапливаемых камышом хижинах536.
А вот что пишет Марцеллин об одежде гуннов: «Тело они прикрывают одеждой льняной или сшитой из шкурок лесных мышей537. Нет у них разницы между домашним платьем и выходной одеждой; один раз одетая на тело туника грязного цвета снимается или заменяется другой не раньше, чем она расползется в лохмотья от долговременного гниения. Голову покрывают они кривыми шапками, свои обросшие волосами ноги – козьими шкурами…»538Совсем иначе говорит об этом Приск. Он рассказывает, что в гуннских землях встречаются греки, «уведенные в плен из Фракии или из приморской Иллирии» – «таких людей, впавших в несчастие, легко узнать по изодранному платью и по нечесаной голове», – значит, неопрятный внешний вид в гуннской державе был типичен лишь для рабов, но не для свободных людей. Однажды Приску довелось познакомиться здесь же с греческим пленником, который сумел купить себе свободу, – он «казался Скифом, живущим в роскоши, одет был очень хорошо, а голова острижена была в кружок». То есть богатые гунны одевались, с точки зрения римлянина, вполне пристойно. Гуннские девушки, устроившие Аттиле торжественную встречу, были окутаны «тонкими белыми покрывалами». Рабыни Креки – супруги Аттилы – «испещряли разными красками полотняные покрывала, носимые варварами поверх одежды, для красы». Описывает Приск и баню, принадлежавшую Онигисию:
«Недалеко от ограды была большая баня, построенная Онигисием, имевшим после Аттилы величайшую силу между Скифами. Он перевез для этой постройки каменья из земли Пеонской; ибо у варваров, населяющих здешнюю страну, нет ни камня, ни леса. Материал же этот употребляется у них привозный. Архитектор, строивший баню, был житель Сирмия, взятый в плен Скифами. Он надеялся получить свободу в награду за свое искусство, но вместо того был подвергнут трудам более тяжким, чем Скифская неволя. Онигисий сделал его своим банщиком. Он должен был прислуживать ему и домашним его, когда они мылись в бане»539.
Но продолжим чтение Марцеллина:
«Обувь, которую они не выделывают ни на какой колодке, затрудняет их свободный шаг. Поэтому они не годятся для пешего сражения; зато они словно приросли к своим коням, выносливым, но безобразным на вид, и часто, сидя на них на женский манер, занимаются своими обычными занятиями. День и ночь проводят они на коне, занимаются куплей и продажей, едят и пьют и, склонившись на крутую шею коня, засыпают и спят так крепко, что даже видят сны. Когда приходится им совещаться о серьезных делах, то и совещание они ведут, сидя на конях»540.
Гунны, с которыми путешествовал Приск, ели, судя по всему, сидя на лавках или, может быть, на земле, но, во всяком случае, не на конях. Но однажды писатель стал свидетелем того, как Аттила, которого торжественно встречали его подданные, действительно ел, сидя на коне, «из серебряного блюда высоко поднятого служителями»541. Трапеза эта явно носила ритуальный характер – что‐то вроде нашей традиции отведывать хлеб-соль у входа в дом. И переговоры с римлянами гунны действительно иногда вели, не слезая с коней. Приск так описывает переговоры 434 года возле города Марг: «Съезд происходил вне города; Скифы сидели верхом на лошадях, и хотели вести переговоры не слезая с них. Римские посланники, заботясь о своем достоинстве, имели с ними свидание также верхом. Они не считали приличным вести переговоры пешие с людьми, сидевшими на конях»542.
О том, что гунны «чрезвычайно склонны к верховой езде», писал Иордан543. Зосим говорил о них, что «это люди, не могущие даже твердо стоять на ногах, а живущие и спящие на лошадях»544. Гунны, вероятно, сами разводили коней и преуспевали в этом. Когда Аттила дал своим сановникам приказ почтить римского посла Максимина подарками, каждый из них прислал гостю по лошади545.
Марцеллин пишет о гуннах: «Не знают они над собой строгой царской власти, но, довольствуясь случайным предводительством кого‐нибудь из своих старейшин, сокрушают все, что попадает на пути»546.
С этим утверждением можно поспорить. Позднеантичные и раннесредневековые источники сохранили для нас имена нескольких гуннских вождей (правда, живших, кроме одного, позже Марцеллина) – не будем их повторять, о каждом из них было сказано достаточно много. Они, безусловно, не были случайными предводителями – ведь они не только в военное, но и в мирное время вели переговоры с римлянами, и, значит, власть их была достаточно устойчивой. Некоторые из них были связаны между собой узами родства (Руа и его братья, Аттила и Бледа), что опять‐таки говорит о том, что властью пользовались не случайные предводители, а члены одной семьи, получавшие ее по наследству. Но как далеко простирались полномочия большинства этих вождей – не известно. Во всяком случае, ко временам Аттилы власть правителя над подданными была поистине абсолютной.