Гунны - Владимир Ключников

Если принять, что гуннские гадатели использовали примерно те же методы, что и их древние китайские коллеги, то выглядело это приблизительно так. На гадательных костях – панцирях черепах или бараньих лопатках – записывались вопросы или просьбы, обращенные к покойным предкам. Чтобы предки отнеслись к вопрошающим с бо`льшим вниманием, здесь же могло сообщаться, какая жертва им будет принесена в случае благополучного разрешения проблемы. Потом кости нагревали с помощью раскаленного стержня, и по образовавшимся трещинам предсказатели делали соответствующие выводы. Выводы эти записывали на той же кости. А позднее к этой записи могли присовокупить и информацию о том, сбылось ли предсказание. Именно текстам на гадательных костях ученые обязаны тем, что эпоха Шан-Инь, когда такие гадания были очень популярны, неплохо изучена, несмотря на то что она завершилась к XI веку до н. э.

К сожалению, от гуннов таких костей не осталось. Возможно, они были менее суеверны, чем китайцы, и реже прибегали к услугам прорицателей – или не делали на костях записей, сами же потрескавшиеся кости специального внимания археологов не привлекли.

Говоря о традициях гуннов, нельзя оставить без внимания вопиющую небрежность Э. А. Томпсона, которая может дать самое превратное представление о гуннских нравах. Томпсон пишет: «В расцвет правления Аттилы, по мнению Теодорета, гунны с отвращением отказались от обычая съедать своих стариков, поскольку теперь слушали проповеди»550.

Начнем с того, что ни о каком поедании гуннами стариков – ни своих, ни чужих – никто никогда не писал, да и археологи ничего подобного не замечали (гуннский погребальный обряд подробно описан нами в главе «Археологи о гуннах»). Что же касается Теодорета (уже упоминавшегося Феодорита Кирского), он пишет дословно следующее:

«…И массагеты (здесь и далее в цитате курсив наш. – Авт.), прежде считавшие весьма несчастными умерших как‐нибудь иначе, нежели от зарезания, и поэтому установившие закон приносить старцев в жертву и угощаться их мясом, получили отвращение к этой гнусной пище и резне, когда услышали рыбацкие и кожевнические законы (законы последователей Иисуса. – Авт.). И тибарены, имевшие обычай сталкивать стариков с высочайших утесов, уничтожили этот безобразный закон, приняв законы евангельские. Уже ни гирканцы с каспийцами не откармливают псов телами умерших, ни скифы не зарывают живьем вместе с умершими любимых ими лиц. Такую перемену обычаев произвели законы рыбарей»551.

Феодорит однозначно приписывает ритуальный каннибализм массагетам, о гуннах у него нет ни слова. Правда, позднеантичные и раннесредневековые авторы называли гуннов в том числе и массагетами (Прокопий Кесарийский прямо пишет про «массагетов, которых теперь называют гуннами»552), но мы‐то сегодня знаем, что эти народы не имели абсолютно ничего общего. Конечно, можно было бы допустить (вероятно, именно это и делает Томпсон), что Феодорит пишет именно о гуннах, ошибочно называя их массагетами. Но дело в том, что текст Феодорита явственно восходит к текстам неоплатоника Порфирия (233 – 304 годы) и церковного историка Евсевия (начало IV века). Оба они пишут примерно об одном и том же, причем почти дословно, называя примерно те же самые народы в одном и том же порядке (с которым совпадает порядок их перечисления у Феодорита), поэтому предоставим слово Порфирию (как старшему):

«…Говорят, что массагеты (здесь и далее в цитате курсив наш. – Авт.) и дербики считают большим несчастьем для своих домашних, если те умирают сами собой. Потому, предвосхищая события, они убивают самых любимых из родственников, когда те становятся старыми, и съедают их. Тибареняне сбрасывают в пропасть своих стариков; гирканы оставляют своих стариков на съедение хищным птицам и собакам; каспии выставляют на съедение хищникам мертвецов; скифы хоронят живыми вместе с умершими или сжигают вместе с ними тех, кого покойные больше всего любили; бактрийцы отдают своих стариков живьем на съедение псам»553.

Порфирий писал свой текст в те времена, когда ни о каких гуннах никто еще не слышал. Его рассказ о массагетах, поедающих своих стариков, восходит к «Истории» Геродота, который еще в V веке до н. э. сообщал об этом племени: «Но если кто у них доживет до глубокой старости, то все родственники собираются и закалывают старика в жертву, а мясо варят вместе с мясом других жертвенных животных и поедают. Так умереть – для них величайшее блаженство»554.

Легко видеть, что Феодорит, рассказывая о благотворном влиянии евангельской проповеди на варваров, не позаботился о том, чтобы изучить их реальные грехи, искорененные проповедниками, а взял эти грехи списком из рукописи язычника Порфирия (а скорее, из близкой к нему по тексту, но вторичной рукописи Евсевия555). А Порфирий, в свою очередь, собрал эту информацию из сочинений других, в том числе значительно более ранних авторов. Быть может, Феодорит и считал, что гунны – это и есть массагеты. Но тому, кто дал себе труд прочесть первоисточники, ясно, что родителей своих поедали массагеты, которые обитали на краю ойкумены еще в V веке до н. э. (независимо даже от мнения Феодорита на этот счет). Возможно, они действительно изменили свои кулинарные привычки после появления среди них христианских проповедников (а скорее всего – значительно раньше), но к гуннам все это не имеет ни малейшего отношения.

Среди гуннов христианские проповедники тоже пытались вести свою работу, но успех имели достаточно скромный. Письменные свидетельства их достижений можно пересчитать по пальцам одной руки, а археологические отсутствуют напрочь. V век был веком бурного развития духовной литературы, в том числе эпистолярного жанра. Множество церковных деятелей пишут самые разнообразные трактаты и бесчисленные письма, в которых рассказывают о повседневной жизни христианских общин, о работе проповедников и об их успехах. Но о гуннах они либо умалчивают, либо упоминают их в общем списке варваров – без подробностей их обращения, без имен и географических названий.

Так, Иероним сообщал в 403 году в частном письме: «…Отложил колчаны армений, гунны изучают Псалтырь, холода Скифии кипят жаром веры, рыжее и белокурое войско гетов возит с собой палатки церквей…»556Павел Орозий писал в «Истории против язычников»: «…Если только ради того варвары были впущены в римские земли, чтобы повсюду от востока до запада церкви Христа пополнились в качестве верующих гуннами, свевами, вандалами, бургундионами и другими бесчисленными народами, милосердие Божье оказывается достойным похвалы и прославления, так как, пусть даже с потрясением для нас, эти племена получили знание об истине…»557Книга Орозия была завершена, вероятно, между 416 и 417 годом. Следовательно, к этому времени кто‐то из гуннов успел поменять религию, но подробности их обращения неизвестны. Возможно, некоторых из них сумел наставить святитель Феотим, с 390 года епископ города Томы (современная Констанца в Румынии), – известно, что он путешествовал по Дунаю с евангельской проповедью558. Феотим умер в 412 году, и, значит, он был одним из первых христиан, которые проповедовали среди гуннов. Об этой стороне деятельности св. Феотима рассказывает Эрмий Созомен. Согласно Созомену, христианами гунны не стали, но святой «по природе звероподобных людей приучил к кротости». Правда, достичь этого он сумел не столько проповедью, сколько угощением и подарками. Впрочем, предоставим слово самому Созомену: «…Церковью Томиса и прочей Скифии управлял Феотим, родом Скиф, человек, воспитанный в любомудрии, которого придунайские Варвары Гунны, дивясь его добродетели, называли римским Богом, потому что и в самом деле видели от него опыты дел божественных. Рассказывают, например, что однажды он путешествовал по тамошней стране Варваров и встретил несколько туземцев, шедших в Томис. Бывшие с ним стали плакать, полагая, что они будут убиты; но он, сошедши с лошади, начал молиться, – и Варвары миновали их, не заметив ни его самого, ни спутников его, ни лошадей, с которых они сошли. Так как жители той страны своими частыми набегами разоряли Скифов, то Феотим этих, по природе звероподобных людей приучил к кротости, угощая их и по-дружески предлагая им подарки. От того один Варвар, предполагая, что он богат, вознамерился коварно пленить его. С этою целью приготовил он аркан и стоял, опершись на щит, как обыкновенно делывал, разговаривая с неприятелями, потом, подняв правую руку, хотел забросить на него веревку, чтобы увлечь его к себе и к своим единоплеменникам; но во время этого самого действия рука его осталась протянутою в воздухе и не прежде освободилась от невидимых уз, как когда Феотим, по ходатайству других, помолился за Варвара Богу»559.