Арена - Никки Каллен

Утром Макс приготовил завтрак — самый лучший на свете: адыгейский сыр, омлет с помидорами и луком, масло и тосты, жареные сосиски, абрикосовое повидло; поднял его и бабушке, и маме; позавтракал сам и ушёл в школу, пробыл там весь день, а потом они со Снегом сидели и играли в шахматы на окне, мимо пробегали младшеклашки. «Надеюсь, они смогут сами приготовить обед», — сказал Снегу, Снег хрюкнул: «низы не могут, верхи не хотят, ты вступил на скользкий путь революции» «я не могу быть революционером, я ведь дворянин» «такие тоже были» «шли против своих?» «их тошнило». Начало темнеть, «я пойду, — сказал Снег, — у Капельки вот-вот роды, я за ней приглядываю, я и Река, но с Реки станется — уткнётся в книжку в ванне»; и ушёл — Макс сложил шахматы, сел на велосипед, поехал к замку, остановился, посмотрел на него — высокий, чёрный, красный, сверкающий, будто фата-моргана, вот-вот взлетит, — не смог, не захотелось ему домой; и он слез с велосипеда, подошёл с ним к лавочке, последней на дороге, на лавочке уже сидел человек и читал книгу. Макс сел на самый край, стараясь не мешать. Человек опустил книгу.

— Уже поздно, почему ты не дома? — Максу не хотелось разговаривать, но голос у мужчины был таким глубоким, волшебным, будто комната, полная аквариумов; Макс посмотрел на него — это был священник, но незнакомый Максу совершенно. Читал он часослов в чёрном бархатном переплёте; глаза человека были тёмно-синими; у Макса закружилась голова — и он подумал, что дьявол пришёл за ним.

— Я не хочу домой, там мама и бабушка, они вечно ссорятся.

— А что так?

— Не знаю; не могут прошлое поделить, кто в чьих бедах виноват.

— Такое часто бывает. А как тебя зовут?

— Макс.

Макс… Красивое имя. Был такой великий полководец в Древнем Риме. Максимус Мериди. Я в детстве его обожал, всё мечтал, чтобы меня Максимом назвали. А меня зовут Артур.

— Вы католический священник?

— Да. Отец Артур. А ты католик?

— Конечно.

— Напротив, странно. В этом городке все лютеране. А что это за замок? Какая-то местная достопримечательность?

Макс вновь взглянул на замок. Темнело, не светилось ни одного окна с этой стороны, и замок скоро действительно улетит, растворится в ночи.

— Это замок Дюран де Моранжа. Но он не настоящий — это реконструкция замка тринадцатого века, который был разрушен революцией в восемнадцатом. Дюран де Моранжа просто восстановили его по чертежам и воспоминаниям, но так точно, что даже семейные привидения в нём поселились.

— Семейные привидения? Это какие же?

— Ну, например, Белая Баронесса. Это призрак Клары де Моранжа, очень жестокой женщины, травившей всех подряд, даже её собственные сыновья боялись пить вино за её столом. В итоге сыновья её же и убили — она отравила их жён; боялась, что они подговорят сыновей её убить; она появляется на лестнице донжона во время июльского полнолуния, как раз когда её с этой лестницы столкнули, — вся в белом, заламывает руки и исчезает в лунном свете…

— Как ты хорошо про это знаешь, ты экскурсовод?

— Нет, для экскурсий замок закрыт, это частная собственность. Я просто последний из Дюранов де Моранжа, — Макс устроился удобнее на лавочке, обхватил ноги руками, положил подбородок на колени. Пару минут они молчали. Макс рассматривал священника: у него оказались очень красивые руки — тонкие длинные пальцы, очень белые, с короткими, но идеальной овальной формы розовыми, словно створки перламутровой раковины, ногтями; такие руки Бог создаёт раз в столетие — как красивый по-настоящему храм. — А что вы здесь делаете? Вы — новый священник в приходе Лурдской богоматери?

— Нет. Я просто в отпуске и путешествую. Люблю маленькие, никому не известные места.

— Как у Брэдбери — выходить из поезда на минутных станциях?

— Что-то вроде.

— Здорово. Мир на самом деле такой большой, как кажется?

— Огромный.

— У меня есть один хороший друг — Снег Рафаэль, я всё думаю: надо положить его в чемодан и отправиться смотреть на мир. Кстати, вы с ним невероятно похожи.

— Чем?

— Не знаю. Глазами, вот здесь, — Макс провёл рукой по щекам и губам. — И он тоже черноволосый.

— Наверное, было бы приятно познакомиться. А с тобой у нас есть что-то общее?

— Не знаю. Вы читать любите?

— Люблю.

— Значит, есть. А в школе вы хорошо учились?

— Нет, я как-то с троек на пятёрки скакал. Я вообще любил бокс.

— А, я тоже учусь так себе, но люблю книги и математику. Ладно, я пойду, поздно уже.

— Ты в замок?

— Нет, я к другу пойду ночевать, к Снегу.

— Передавай ему привет, — сказал священник.

Макс кинул горсть снега в окошко Снега; оно сияло разноцветными огоньками, новогодняя гирлянда на потолке; Снег выглянул, сделал большие глаза, открыл, Макс взобрался по дереву — Ромео и Джульетта, муми-тролли; «ты чего?» «да ну их, можно я у тебя переночую?» «можно, конечно, ужинать будешь?» «не, только чай попью, с бутербродами». Снег ушёл за бутербродами, Макс сел на его кровать, потрогал под пледами — и вправду книги — Чезаре Ломброзо; внизу кто-то играл на акустической гитаре «Норвежское дерево» Битлз; Макс почувствовал себя защищенным от всех ветров и потерь. Снег вернулся с целым подносом: «Капелька передаёт тебе привет» — огромные сэндвичи с ветчиной, яйцами, огурцами и плавленым сыром, чай с запахом апельсина. Они поели, а потом Макс заснул, будто болен нарколепсией — шёл, упал посреди шоссе, огромное небо несёт свои золотые и алые облака; ограбили парни из белого «фиата», подобрала прекрасная женщина на красном «феррари»; он даже не почувствовал, как Снег положил его на книги, накрыл пледом и пристроился рядом, и тоже заснул; и как они столкнулись лбами, и волосы их переплелись, будто цветы на веранде, будто они два крестоносца, карие глаза, носы греческие, пали вместе в битве, лежат на поле, и валькирия уже летит. Максу снился медленный красивый сон: словно он Кайл Маклахлан и он идёт по улице очень маленького городка и смотрит на окна домов, а в каждом окне — свой свет, и весь городок от этого похож на Новый год. «Здорово, — подумал Макс-Кайл. — А какого цвета моё окно?» И тут начал просыпаться; «мм, ещё чуть-чуть…» — никогда Максу не было так покойно, как в этом сне, на этой улице, на жёсткой, как черепичная крыша, кровати Снега; но он проснулся — вышел из сна, увидел красивое лицо Снега перед собой: близко-близко, каждую ресничку, каждую пору; вздохнул и понял, почему был такой сон: Снег не выключал свет на ночь — гирлянда мигала над их головами. Макс стал смотреть на огоньки, как они то гасли медленно-медленно, будто меняли декорации, то скакали, как град, и всякие идеи заплывали к нему в голову, как рыбки в грот, полный жемчужин; и вдруг Макс понял, кто этот человек на скамейке. Он толкнул Снега в плечо, Снег открыл глаза легко, будто вовсе не спал, а просто прилёг, чтобы время бежало быстрее, словно утром надо было ехать куда-то далеко: чемоданы, журналы, очки, билеты сверху.