Служу Престолу и Отечеству - Игорь Черепнев

– Ты, голубь, кады прибыл, Пашкина застал, Ивана Прокопыча? Не?.. Так вот он говорил, что у этой барышни жених на фронте шибко воюет, так што гляди!..

– Ну, ето ж дело такое, тут и мне хватит, и жениху останется!..

– Заруби себе на носу, кобель городской, ежели прознаю, што к ней аль к другим барышням подкатывать будешь, и без дозволения дохтура такую клизьму тебе вставлю, днями и ночами над отхожим местом сидеть будешь, как петух на жердочке, ежели не помрешь, – пообещал дядька-санитар, нахмурив кустистые брови, затем закончил фразу под общий громкий хохот: – А коль выживешь, кроме как дристуном тебя никто и звать-то не будет!..

* * *

Старик уже долго сидел на нижней ступеньке крыльца и, не мигая, смотрел на закатное солнце, опускающееся за лес и начинающее заливать небо сиреневым сумраком. Беззвучно спрыгнув с крыши, рядом с ним уселся молодой самец рыси с зайцем в зубах. Положив добычу на землю, он негромко мяукнул, привлекая к себе внимание.

– Что, Рыська, уже и требу приготовил? – Старик поднялся с крыльца. – Ну, пойдем на капище, время как раз подходящее. Упросим Повелителя Зверей дать твоему братцу человеческому еще побегать по Яви. Не всех врагов еще наш Воин сразил…

* * *

О, Господи Всеблагий! Прошу помощи Твоей, даруй исцеление рабу Божьему Дионисию, омой кровь его лучами Твоими. Только с помощью Твоей придет исцеление ему. Прикоснись к нему силою чудотворною, благослови все пути его ко спасению, выздоровлению и исцелению. Подари телу его здравие, душе его – благословенную легкость, сердцу его – бальзам божественный…

Привычно пахнет ладаном и воском. Горящие в полумраке церкви свечи освещают иконы мерцающим, таинственным и сокровенным светом. Лик Иисуса кажется живым, у священника даже возникает почти уверенность, что Господь смотрит на него и слышит его молитву…

Лучи Твои с Небес дойдут до него, дадут ему защиту, благословят на исцеление от недугов его, укрепят веру его. Да услышит молитву сию Господь. Слава и благодарность силе Господа. Аминь…

Перекрестившись, отец Александр начинает молитву заново. Он будет молиться до тех пор, пока не уйдет из сердца щемящее тревожное предчувствие…

* * *

Больно… Нет не так… БОЛЬНО!.. Боль повсюду… Больно все – шевелиться, дышать, даже думать – и то больно… Боль живет в каждом миллиметре тела, в каждой его клеточке… Я почти сроднился с болью… Как там в «Солдате Джейн» говорил сержант-инструктор?.. «Боль – единственное, что подскажет вам, что вы еще живы»… Когда выздоровею, обязательно найду ту кассету, залезу в фильм и скажу ему, что он прав… А все-таки больно…

* * *

Черное небо абсолютно без звезд. Я плыву по воде… Нет, меня несет, несильно покачивая легкой волной, в неизвестность… Только вода эта какого-то странного цвета… Цвета крови… Или это на самом деле кровь?.. Кажется, я вселился в Пинки Флойда, он в «Стене» точно так же плыл, пока его не поглотил водоворот… Надо сказать ему, что любые стены рано или поздно рушатся… А вот и воронка, затягивающая меня вниз… Я стремительно падаю…

* * *

Где-то далеко слышен чей-то разговор. Слов не разобрать, они доносятся глухо, как через вату. В голове какой-то шум, будто бы волны шевелят прибрежную гальку. Но получается у них на удивление ритмично… Шур-шур… Шур-шур… Наконец-то удается чуть-чуть разлепить глаза… И даже немного навести резкость… Синее платье, белый фартук, такая же косынка, оставляющая открытым только лицо… Красные кресты… Рядом с моей койкой сидит Даша!.. Мое ненаглядное рыжее солнышко!.. И о чем-то беседует со своим папой, стоящим рядом… Интересно, а почему Александр Михайлович надел полковничий мундир?.. И за что ему дали Георгия?.. А, самое главное, когда он успел отрастить такую бороду и усы?.. Оба пристально смотрят на меня… Нет, это не Даша!.. У нее другое лицо и другие руки…

* * *

Я сижу перед зеркалом и смотрю на свое отражение. А отражение смотрит на меня… Да еще умудряется при этом разговаривать…

– Что, не узнаешь меня?

– И почему я не могу узнать свое отражение? Ты – это я… Соответственно я – это ты…

– Да, только родились мы в разное время. Точнее, ты еще не родился.

– Денис?

– Да, согласно твоей терминологии – Денис-первый…

– Давненько тебя не слыхать было!

– Я просто не хотел тебе мешать. Представь, что бы получилось, если бы я стал вмешиваться в командование твоим отрядом!

– Стоп! А когда мы с Дашей?..

– Нет, я в это время был не здесь… Это долго объяснять, ты меня загнал так далеко, что я научился… Впрочем, это неважно. Когда ты был без сознания, я побывал Там! – Отражение независимо от моих действий показывает пальцем вверх. – Там очень хорошо! И Там меня ждут… Правда, я должен еще искупить свое желание умереть… Но это не страшно, потому что я знаю, что будет потом!

– И что же будет?

– Не скажу. Придет время, и ты сам узнаешь… А я пришел проститься. И напоследок хочу сделать тебе подарок. Мне разрешили оставить тебе мою память и мои знания.

– И как ты их мне собираешься передать?

– А вот так. – Отражение легонько дует в мою сторону, лицо обдает свежий ветерок, который проникает внутрь черепа… На меня обрушивается целый водопад новых ощущений, воспоминаний, образов, знаний… Грамматика с ее ятями, ерами и прочей экзотикой становится понятной и простой, ведь я учил ее с первого класса… А папа все время говорил мне, что сын смотрителя гимназий должен учиться лучше всех… А мама всегда с умилением смотрела, как я пью по утрам чай перед тем, как бежать на уроки… Стоп! Но ведь это…

– Да, это мои воспоминания, знания, мысли, моя жизнь… Теперь они будут твоими. Надеюсь, это поможет тебе в дальнейшем…

– Спасибо!

– Уже не за что. Будет интересно оттуда смотреть, как ты справляешься. Там в тебя верят… Все, прощай!.. Мое время истекло, я ухожу…

* * *

Михаил Николаевич сидел за столом и в который раз перечитывал только что принесенную телеграмму… Короткую, всего в несколько слов. Но от этого не менее важную… «Наш друг ранен тчк положение тяжелое тчк находится могилеве тчк валерий антонович».

Доктор встал и с видом человека, принявшего какое-то важное решение, вышел из кабинета. Коридор, лестница, еще коридор, служащие шарахаются в стороны и с удивлением глядят вслед одному из главных помощников академика, спешащему, как на пожар… Дверь с табличкой «Академикъ Павлов»…

– Иван Петрович у себя?

– Да, Михаил Николаевич, но, к сожалению, он сейчас занят. – Секретарь, оторвавшись от своих бумаг, смотрит на взъерошенного доктора. – Приехали московские промышленники, они беседуют в кабинете, просили не тревожить.

– Доложите, пожалуйста, что у меня неотложное и очень важное дело!

Секретарь, тихонько постучав, исчезает за дверью, через несколько секунд появляется вместе с Павловым.