Таня Гроттер и пенсне Ноя - Дмитрий Емец

Таня никак не могла свыкнуться с мыслью, что Ванька вДубодаме, где медленно умирает, а жизнь между тем продолжается, как будтоничего и не произошло. Идут лекции. По коридорам Тибидохса ходят ученики, дажеотсюда слышен их смех. Все так же ревут в ангарах молодые драконы и плещутся возерцах русалки. Все так же, да не так. Почему-то после гибели Пуппера у Танине было такого ощущения. Да и вообще ощущения гибели не было, а нечто другое,смутное…

Неожиданно в дверь кто-то постучал.

– Кто там? Ягун, ты? Зайди попозже! – крикнулаТаня. Ей не хотелось никого видеть.

Никто не ответил, но стук повторился. Пожав плечами, Таняпотянула ручку. Ей пришло в голову, что это очередной фокус Пипы. Дурневскаядочка еще в Москве обожала закрывать дверной глазок ладонью, а потом орать:«Вооруженное ограбление!»

Но это была не Пипа. В комнату, пошатываясь, ввалился ГенкаБульонов. Он был бледен. Волосы прилипли к потному лбу. Одежду покрывал толстыйслой грязи. От него пахло подвальной сыростью и хмыриными нечистотами. Однуруку Генка зачем-то держал под одеждой.

– Помоги! – прохрипел он. – Меня преследуют!

Таня кинулась к Бульонову. Она была от него уже в полушаге,как вдруг что-то – позднее она даже не могла объяснить, что именно, –заставило ее отпрянуть.

Генка медленно поднял голову. В его глазах зажглось нечтоновое. Теперь это было уже не страдание. Ненависть. Ярость. Внезапно Бульоноврасхохотался. Тело его затрепетало, забулькало – как же мало в нем было отпрежнего долговязого и неуверенного Генки. Сейчас в осанке его появилось что-тостарушечье.

– А, сообразила? Что ж – так даже лучше! Получи! –крикнул Бульонов. Он высвободил ту самую спрятанную под одеждой руку, и Таняувидела в ней короткий жезл, заканчивающийся глазным яблоком.

Поняв, что он сейчас ударит ее концом жезла в грудь, Танярванулась назад, перескакивая через бестолково наваленные чемоданы Пипы. Дочкадяди Германа каждые пять минут рылась в них в поисках какой-нибудь маечки, всуществовании которой сама не была уверена. Приходилось срочно вызыватькупидона и отправлять его с запиской в Москву, к мамуле. Зная, как щедрорасплачиваются Дурневы, за окном вечно вертелось с полдесятка крылатыхмладенцев.

И вот теперь чемоданы оказались очень кстати. Перескакиваячерез них, Таня оторвалась от Бульонова, который, поскользнувшись, неуклюже растянулсяна животе, выронив жезл.

Воспользовавшись его замешательством, Таня метнулась было кдвери, но Бульонов успел схватить ее за лодыжку. Она упала, больно ударившисьлбом о ножку своей же кровати. Падая, Таня увидела, что Генка уже на ногах инашаривает жезл.

Таня торопливо поползла к двери, понимая, что не успевает.Когда Бульонов настиг ее, она сделала единственное, что могла: заслониласьфутляром с контрабасом. Жезл с силой ударил по футляру, заставив струныспрятанного внутри контрабаса загудеть низко и возмущенно.

Бульонов уже заносил руку для нового удара, но тутослепляющий зеленоватый свет залил комнату. Генка закричал и поднес руку кглазам.

Когда Таня снова обрела способность видеть, она поняла, чтосидит на полу, продолжая все так же сжимать футляр. Бульонов пытался подползтик ней на животе, но не мог. Его пальцы лишь царапали линолеум. Он даже не могподнять руку с зажатым в ней жезлом.

– Проклятье! Какое неуклюжее тело! Ненавистныйконтрабас! Когда же наконец Гроттеры перестанут мне мешать? – прохрипелБульонов.

– Чума-дель-Торт! – крикнула Таня. Хотя голос ибыл другим, изменился тембр, окраска – его невозможно было не узнать.

– Ты угадала! Я давно добралась бы до тебя, номальчишка сопротивлялся. Я теряла власть над ним прежде, чем мне удавалосьдобраться до жезла. Он был здесь в тайнике под школой, но нужно было рытьруками землю, откидывать камни. Ненавижу эти трусливые тела, которые боятсяболи! Тела, у которых инстинкт самосохранения сильнее разума! Стоило мальчишкесломать хотя бы жалкий ноготь – он приходил в себя! Сколько раз мне хотелосьдоверить все хмырям, но невозможно – первый раз жезл могла взять в руки лишь я…Защитная магия – я сама когда-то наложила ее.

Захваченное тело с усилием приподнялось на локтях. Оно едвамогло смотреть на льющийся от контрабаса зеленоватый свет. Глаза у негослезились.

– Хочешь сделку?

– Я не вступаю в сделки с тобой!

Лицо Бульонова перекосилось, точно в минуту агонии. Изуголка рта потекла слюна. Вероятно, Чума-дель-Торт собиралась поморщиться, но слегкане рассчитала с лицевыми мышцами.

– Я отдам тебе Валялкина, это вялое ничтожество,которое тебе так дорого, – прохрипела она.

– Лжешь! – крикнула Таня. Никого в жизни она такне ненавидела, как эту мерзкую убийцу. Но и ни в ком так не нуждалась…

– Я не требую мне верить! Мы заключим договор и скрепимего нерушимой клятвой. Ты и я. Я помогаю тебе освободить Валялкина из Дубодама– ты отдаешь мне свое тело. Если хочешь – я даже позволю провести вам вместепять минут. Не больше.

– Зачем тебе мое тело? Вселись в какого-нибудь хмыря.Ты же захватила Бульонова!

– Бульонов? – Чума рассеянно взглянула на своиновые руки и ноги. – Это лишь временное, жалкое пристанище. Единственное,во что я смогла переселиться из мира мертвых. Вскоре мне придется покинуть его,предоставив парня его собственной судьбе. Мне нужно только твое тело. Никакоедругое не подойдет. Нас с тобой связывает нечто большее, чем старая вражда. Мыстороны одной медали, свет и тьма. Пока есть я – есть ты. Пока существуешь ты –существую я. И есть еще кое-что, о чем тебе пока знать не стоит. Ну же… порукам?

– Как ты вернешь мне Ваньку? – кусая губы,спросила Таня. Она могла думать только о Ваньке и ни о ком больше.

– Я верну? – прошипела колдунья. – Ты непоняла меня. Я и не собиралась никого возвращать. Я лишь научу тебя, какпроникнуть в Дубодам и как вытащить оттуда любителя никому не нужных зверушек…Ну же? Да или нет? Что ты молчишь – испугалась? Или детка с белого отделенияготова жертвовать своей жизнью только на словах?

Таня с ненавистью посмотрела на нее. Она решилась.

– Хорошо. Я отдам тебе свое тело, но только когда Ванькабудет жив, невредим и свободен – и я целый час, слышишь, не меньше, смогусмотреть на него.

– Целый час – это много, но так и быть… Можешь дажегладить его по головке, целоваться или штопать ему маечку. Все, чтоугодно! – хмыкнула Чума.

Таня рывком приоткрыла крышку футляра. Ослепительноезеленоватое сияние заставило Чуму, щурясь, трусливо отползти назад, в тень.