Хиппи в СССР 1983-1988. Мои похождения и были - Виталий Иванович Зюзин

лет 50, не имевший отношения к волосне, просто мой знакомый хороший художник), Митя, Илья Гущин, Матюня. Мало того, что публика не пришла, так еще и на развешивание и сверление дырок было трудно кого-то из художников зазвать, и пришлось делать все самому, хотя жена рожала. Пришли только мой приятель Джон Ричардсон и какая-то начинающая журналистка, взявшая у меня интервью».

Печать о нас. 1987

В это время печать очень осторожно стала затрагивать несоветские проявления в обществе, не те, которые давались установками компартии и комсомола. Началось в «Литературке» и местами в «Комсомолке» какими-то смутными рассуждениями о неформальных лидерах в коллективах (пока рабочих, а потом и прочих). Потом мало-помалу перешли к неформальным, то есть официально не утвержденным, объединениям по интересам, хобби и социальной направленности. То про болельщиков в спорте, то про художников, то про музыкантов. И это вывело на тему молодежных тусовок типа хиппи, панков, рокеров, битломанов и т. д. В «Аргументах и фактах», «Собеседнике» и других газетах стали выходить статьи о всяких некомсомольских объединениях, и хоть писали о всех нас как об убогих, но все же не с ненавистью, как раньше.

После фестиваля и арбатской выставки, Манежа, когда у журналистов накопилось много обзорного фото- и видеоматериала, где многие эти объединения (и в первую очередь хиппи) стали открыто выступать, медиа начали подбираться к самим действующим лицам. При этом некоторые из журналистов сами в юности хаживали на тусовки и отращивали волосы, поэтому хипня не была совсем уж им незнакома.

Замечательный человек, сыгравший огромную роль в оттаивании общества начиная с брежневской эпохи, когда он четырнадцатилетним юношей стал заведывать целой полосой (по пятницам) в «Комсомолке» – знаменитым «Алым парусом», был Юра Щекочихин, который в свое время и сам тусовался на Пушке и в «Аромате» непродолжительное время, так как журналистика позже поглотила с головой, но тем не менее он прекрасно помнил и дух, и персонажей эпохи конца 70-х. Он помнил и Подсолнуха, и Азазелло, и много кого еще…

Он-то как раз и оказался самым настырным, чтобы пробивать самые смелые и скандальные публикации о тех, кто идет не в ногу с комсомолом, так как молодежи по возрасту многое прощалось, а о взрослых, несогласных с режимом, писать еще было стремно.

Как-то раз в редакцию «Литературной газеты» рядом с тусовкой на Чистых прудах пригласили представителей всяческих «неформалов», и нас в том числе. Круглый стол заняли спартаковские болельщики (Фархад и Никита), мы (двумя незнакомыми между собой компаниями хиппи; я не знал Майка Якутского, а он меня), панки, металлист и несколько персонажей. Высказывали свои кредо, не спорили, болтали и между собой, и с приглашенными. Были там еще этакие заговорщики по улучшению коммунистической доктрины и быта. Последние сразу заняли враждебную ко всем позицию, но по чрезмерной молодости и неопытности не смогли справиться с общими к себе насмешками и презрением. Тем не менее встреча носила, стараниями Юры, очень благодушный характер, но мы все равно старались держать марку и ошарашивать собравшихся довольно-таки парадоксальными и экстремистскими лозунгами и идеологическими догмами. Присутствовали всякие молодоведы-сексологи, отставные генералы КГБ и милиции (помощники Юры), фотограф Юрий Рост и несколько прочих интересующихся.

Результатом встречи стала огромная, на разворот статья с довольно урезанными и приглаженными интервью, причем больше всего резали и гладили почитателей коммьюнизьма!

Это было нашей победой, признанием, хоть и косвенным, нашего существования и права мыслить и жить по-другому. Но, к сожалению, большинство хиппей в этой свободе предпочла заняться самоубийством от наркотиков… Как мне это было не по душе, помнит всякий, кто тогда со мной общался. Когда-то Леша Фашист рассказывал мне байки про первых американских хиппи, что настоящие, идейно упертые ушли от своих закайфовавших товарищей из города в дикие долины Калифорнии и стали там разводить цветы и этим жить. Перед тем было сожжение хипповых прикидов в знак протеста против возникшей на них моды и вообще какие-то очистительные акции от ухудшавшихся отношений между волосатыми в квартале Хейт-Эшберри. Но, как говорится, все повторяется и какую новую красивую идею ни выдумай, энтропия все низведет опять до пшика…

Наша идея, как я понимаю, была в очень простом принципе – относитесь к нам бережно, потому что мы – особенные. И потому что мы и без вашей помощи очень быстро ноги протягиваем…

Дворники-котельщики. Жутовский

Надо сказать, что после выставки на Арбате ничего сразу там происходить не начало. Не было ни художников (даже разрешенные куда-то тут же пропали), ни той бойкой торговли на подоконниках, которую я помню в 1989–1991 годах.

Понадобились еще кое-какие события и действия, чтобы измайловско-битцевские торговцы переместились в самый центр города. Хотя какие-то музыканты, поэты и декламаторы кое-где уже вроде тусили по вечерам. А мы не думали, что дело обернется таким образом, что из идейной сферы перейдет в коммерцию…

Я учился на котельщика вместе с Сашей Шурупом, Лешей Фашистом и Сашей Локомотивом, числился при этом дворником, а в основном, естественно, тусовался. Дворниками мы с Локомотивом числились в ЖЭКе за теперешним посольством Казахстана, там, где задние дворы театра «Современник». ЖЭК располагался в старинном особняке со скрипучими деревянными лестницами, но народ в нем сидел из какой-то лимиты и очень нас не любил. Мы, правда, не очень и старались понравиться, так как записались в дворники только для того, чтобы посещать курсы котельщиков, профессии нетрудоемкой и дававшей, кроме того, возможность с окончания отопительного сезона и до самой поздней осени быть совершенно свободными.

Но иногда наши прорабы заставляли нас убирать у себя на участках, и случались комические и трагические сцены. Например, мой участок состоял из одного-единственного дома рядом с полукруглым выходом из метро «Лермонтовская» (сейчас «Красные Ворота»). В нем проходил перманентный ремонт и еще располагался продовольственный магазин, из которого уборщица раз в час выливала помойное ведро прямо под двери своего же магазина, чтобы из него не выходить и не простудиться. Образовывалась постоянная наледь, и когда я ее перестал скалывать, отчаявшись убедить уборщицу и директора магазина не выливать грязную воду перед магазином, лед вздыбливался непроходимой горкой. Но и долбить его с утра до ночи я не желал, а хотел добиться, чтобы поскальзывающиеся прохожие вдолбили, наконец, тупой уборщице, что нужно выливать воду в другом месте. Впрочем, если бы я и скалывал лед до асфальта, неприятности все равно мне были обеспечены ремонтом, поскольку отодранные обои со всего семиэтажного дома выносили на мусорку и они сразу были разносимы по всему двору и далее сильнейшим сквозным ветром, так как мусорки тогда не закрывались. Не закрываются по добрейшей совковой традиции и сейчас…

Следующее приключение ждало нас с Локомотивом в моем же доме. Совершенно неожиданно жэковское начальство решило, что снимаемые старые батареи из квартир должны выносить во двор по лестницам и складывать в машины с высоченными бортами дворники, а не ремонтные рабочие. Надо сказать, что двенадцатисекционная чугунная батарея отопления совершенно неподъемна, а там встречались и двойные… Что я сделал? В то время из Геттингена приехала одна аспирантка, которой были интересны в первую очередь книги из Кенигсбергской библиотеки, сваленные в книгохранилище Государственной библиотеки СССР им. Ленина в церкви в Узком, но и в принципе она обожала узнавать такую для нее экзотическую нашу жизнь. Я ее позвал, чтобы она сфотографировала и сделала репортаж про каторжную работу с батареями и вообще бестолковым ремонтом дома. И когда мы с невероятными усилиями с помощью здоровенных коллег стащили с последнего этажа вниз одну такую батарею, то совершенно выбились из сил. Аспирантка верещала на ломаном русском об опасности таких операций, и мы с Локомотивом, бросив эту батарею рядом с машиной, просто развернулись и пошли по домам с мыслью, что в принципе это не наша работа, и вообще, будь что будет…

На работу я почти не ходил и на самом деле имел на это право, так как во время учебы не обязан был приходить. Из ЖЭКа мне звонили, угрожали, но так как у этих лимитчиков была только одна мера воздействия (лишить служебного жилья и временной московской прописки), а меня она не касалась, я просто вешал трубку. И когда приходило время получать зарплату, они мне ее старались или не дать совсем, или урезать до минимума. Один раз я зашел к ним по пути на тусовку с Русалочкой и Сашей Литтлом, который