Объект "Зеро" - Сергей Волков

Глядя назад, на заснеженный безымянный пик, по склону которого мы идем восьмой день, я понимаю, что если бы мы от места крушения «Кондора» сразу пошли на север, то сэкономили бы силы и время.

Если сегодня мы не найдем хоть какую-то еду, завтра я уже не смогу идти. Понимаю это со всей отчетливостью. Цендорж, наверное, протянет чуть дольше – все же монгол намного выносливее меня. Однако зрение его все еще не восстановилось, так что в одиночку у него тоже нет никаких шансов.

Воронка осталась далеко позади. Идем вниз. Все вниз-вниз-вниз… Здесь уже попадаются растения, нечто красно-бурое, с очень короткими, плотно прижатыми друг к другу мясистыми листочками, выглядывающими из трещин и расщелин. Напоминает наши земные «живые камни». Цендорж, когда я рассказал ему о растениях, немедленно опустился на четвереньки и начал шарить руками вокруг себя. Отыскав «живой камень», он с трудом выцарапал его из трещины, понюхал и сунул в рот.

Я предостерегающе закричал, но было поздно – монгол уже жевал мясистые листья, жестами показывая мне, что все в порядке. Потом мы часа два лежали на теплых глыбах похожего на базальт камня, ожидая результата. Наконец Цендорж объявил, что все нормально:

– Хорошая трава. Можно есть. Похожа на «цаган».

Оказалось, что в горах Тибета, где бывал Цендорж, растет съедобное растение, очень напоминающее то, что мы встретили. Монголы именуют его «цаган», по-русски это можно перевести как «белолистка».

– Тут горы, и там горы. Там духи гор подарили людям «цаган». Почему тут не могут подарить! – убеждал меня довольный Цендорж. Я все же сомневался, тем более что местный аналог «цагана» листья имел вовсе не белые, но голод не тетка. Плюнув на здравый смысл и осторожность, я наковырял «цагана», обтряс песок и принялся за трапезу.

Растение оказалось сочным, но очень волокнистым, да вдобавок еще и горьким. Впрочем, выбирать нам не приходилось. Скажу больше – медейский «цаган», похоже, спас нам жизни. Сегодня первый раз за время этого вынужденного горного вояжа я засыпаю, не чувствуя голода. Надеюсь, что завтра мы с Цендоржем проснемся в добром здравии.

Прямо под нами лежит зеленеющая холмистая долина. Осталось только преодолеть довольно крутую осыпь – и все, горы останутся позади. По долине течет река, уходящая на север. С борта «Кондора» мы ее не видели. Но в любом случае заблудиться на Медее невозможно, Зоряная звезда – удивительно постоянное светило. Мы прилетели с востока, стало быть, идти нам предстоит, ориентируясь по тени, которая всегда должна быть справа от нас. Рано или поздно мы доберемся до Перевала, до медной стены. Конечно, пешая прогулка по девственной планете, населенной не только безобидными альбами, но и, например, аллимотами, полна опасностей, однако после снежного ада, в котором мы выжили, это не особенно пугает.

Цендорж видит уже довольно сносно. Он избавился от повязки, и теперь мне нет нужды постоянно поддерживать и направлять его, предостерегая от падений.

Долина встретила нас разнотравьем, пением птиц и оглушающим стрекотом насекомых. Нас охватила настоящая эйфория, хотелось кричать во все горло, прыгать, размахивать руками. Я впервые в жизни ощущал радость не от чего-то, а просто потому что жив. Жив назло всему, жив, хотя мог бы погибнуть, умереть множество раз. Мой спутник, похоже, испытывал схожие чувства. Цендорж широко шагал рядом, жмурясь, точно сытый кот, а рот его растягивала самая широкая из виденных мною когда-либо улыбок.

Мы с треском продирались через серо-зеленые заросли, доходившие мне до груди, а монголу до плеч, и мелкие обитатели этого травяного райка в панике бросались в разные стороны, трепеща прозрачными крыльями. Под ногами то и дело шуршали похожие на земных хомяков мохнатые зверьки.

Набрав камней, я велел Цендоржу стоять неподвижно и занялся охотой. Вскоре мне удалось добыть пару шуршунов, как я про себя называл местных хомяков. Теперь, когда мы доберемся до каменных сосен, высящихся на склоне ближайшего холма, у нас будет жареное мясо.

Мясо! От одной мысли о нем рот мой наполнился тягучей слюной. Я представил себе, как впиваюсь зубами в аппетитную поджаристую ножку шуршуна, и едва не упал, споткнувшись о белый прыгуний череп, оплетенный травой.

Набежавшее с запада небольшое облачко скрыло пылающий диск Эос. Настроение мое стремительно портилось. Цендорж затянул заунывную монгольскую песню, похожую на поминальный плач. Я сел в траву и зарыдал, размазывая слезы по лицу.

Не знаю, была ли это расплата за нечеловеческое напряжение там, в горах, или в листьях «цагана» содержались какие-то вещества, действующие на нервную систему, но успокоился я только к вечеру.

– Спать надо! – убежденно сказал Цендорж, когда мы поужинали оказавшимися вовсе не такими уж и вкусными шуршунами. – Много надо спать. День. Или два. Потом идти.

Монгол был прав – нам требовался отдых. Мы наломали большую груду сучьев каменной сосны, Цендорж уселся поодаль, пообещав разбудить меня, когда ночное светило Аконит пройдет половину своего небесного пути, и вскоре я уснул.

Не скажу, что сон мой оказался приятным. Мне приснился Игорь Макаров. Геофизик стоял на краю обрыва, одетый почему-то в широкий черный плащ и шляпу. Глаз его я не видел – на лице Макарова лежала густая тень.

– Здравствуй! – сказал я ему и испугался звуков собственного голоса.

Игорь отрицательно покачал головой:

– Нет, Клим, здравствовать мне уже не придется никогда. Я умер. Умер нелепо и даже глупо. Крупозная пневмония, отек легких. На Земле от этого не умирают уже лет семьдесят как минимум. Но главное не это. Я хочу, чтобы ты запомнил: здесь все не так.

– Здесь – на Медее?

– Не перебивай. Запомни, запомни крепко: здесь все не так!

– Но что «не так»! – закричал я, шагнув к Игорю. – О чем ты говоришь?

– Просто запомни. И найди Меченого. «Объект зеро». Прощай…

– Погоди, Игорь! Постой! Как мне найти Меченого? Кто он такой? Как я его узнаю? Что такое этот «объект зеро»?

Но на том месте, где я только что видел Макарова, уже никого не было. Вокруг колыхался сизый туман, а над головой моей раскинулось звездное небо, и вдруг я увидел, как среди неподвижных «очей тьмы», как именовали звезды древние, ползет крохотный серебристый огонек. Мне стало страшно. Я представил себе, что сейчас там, в полутора-двух тысячах километров над Медеей, плывет орбитальный бомбер Коалиции, какой-нибудь тяжелый еверсор «Вайоминг» или «Король Эдвард».

Это было как наваждение. Я не мог ни пошевелиться, ни отвернуться. Мало того, я уже осознавал, что это сон и мне надо просто открыть глаза, – но не мог этого сделать.

Точно наяву видел я белый трехсотметровый куб, на обращенной к планете стороне которого уже темнели шестнадцать открытых портов аннигиляторных установок. Я съежился, представив, как сейчас к поверхности Медеи устремятся плазменные облака, несущие в себе сгустки антиматерии. Ночь превратилась в день. Я воочию видел сгорающие леса, плавящийся камень и вскипающие реки. После залпа еверсора обычно не оставалось ничего – только спекшаяся стекловидная масса, покрывающая тысячи квадратных километров. Недаром корабли этого класса зовут «убийцами планет».