Объект "Зеро" - Сергей Волков

Судя по всему, путь наш, а равно и дни жизни, близится к завершению. Гряда утесов простирается с северо-запада на юго-восток, местами вздымаясь на пятидесятиметровую высоту. Преодолеть ее невозможно. Остается только идти вдоль скал и надеяться на удачу. Но как раз идти мы не можем. Игорь стал совсем плох, Цендорж не видит дальше вытянутой руки. Я вроде бы держусь, однако страшная резь в желудке и усталость делают меня в лучшем случае способным позаботиться лишь о себе самом.

И все же мы двигаемся, ползем, ковыляем вдоль скал на север. Всему на свете есть предел, будет он и этим скалам…

Игорь бредит. Он уже не воспринимает действительность, не слышит нас и не может двигаться самостоятельно. Цендорж и я по очереди тащим его за собой на куске паруса. Все вокруг сотрясается, подгорный гул не умолкает ни на секунду. Я заметил, что скалы, до этого беспорядочно громоздившиеся слева от нас, стали несколько другими – теперь они имеют четко выраженный уклон к югу, точно кто-то сдвинул их, натолкнув друг на друга.

Скальная стена кончилась неожиданно. Обогнув очередную глыбу, я увидел впереди гигантскую, не менее трех километров в поперечнике, воронку. Впрочем, может быть, это был кратер. Наша скальная гряда у самого его края поворачивала на запад, превратившись в хаотическое нагромождение каменных глыб.

Снег у нас под ногами наконец-то уступил место твердой поверхности, лишь во впадинах белели сугробы. Щебень и камни покрывали теперь все вокруг, и тащить по ним Игоря оказалось невозможно. Цендорж взвалил его на спину, положил руку мне на плечо, и мы двинулись вперед, к воронке. В воздухе висела серая пыль, мешавшая рассмотреть противоположный ее край. Все вокруг содрогалось, гул стал намного сильнее, и мне временами казалось, что его источник находится на дне кратера.

Добравшись к исходу дня до каменистого обрыва, очерчивавшего воронку, мы остановились на ночлег. Из-за пыли было трудно дышать. Ночью я несколько раз просыпался – проверить, жив ли Игорь, – и однажды мне показалось, что я вижу на дне воронки отблески пламени.

Проснулись на рассвете от тишины. За последние дни мы настолько привыкли к постоянному грохоту и тряске, что теперь мне показалось, что я оглох.

Начавшийся еще вчера ветер усилился. Слава богу, он дул с северо-запада, со стороны равнин, и не принес с собой холода. Зато ветер унес пылевое облако, висевшее над воронкой, и я разглядел на ее дне нечто, отдаленно напоминающее погруженное в щебень огромное яйцо из непонятного то ли металла, то ли камня, опоясанное рубчатым поясом, тускло блестевшим в лучах Эос. По моим прикидкам, диаметр яйца составлял без малого триста пятьдесят – четыреста метров.

Потрясенный, я смотрел на этот… даже не знаю, как назвать… Артефакт? Явление? Механизм? Вот! Более всего яйцу подходило определение «механизм». Но о назначении такого титанического механизма я мог только догадываться.

Неожиданно пришел в себя Игорь. Запекшимися губами он еле слышно попросил воды. Я набрал полные пригоршни снега в ближайшей низинке и напоил его, растапливая снег в ладонях. Цендорж, безучастный ко всему, сидел поодаль. Зрение к нему так и не вернулось, хотя монгол накануне сказал, что может различить пальцы на руках.

Напившись, Игорь попросил нас поднести его к краю воронки. Опершись спиной о камень, несколько минут он разглядывал яйцо на дне. Мне эти минуты показались очень долгими. В какой-то момент я решил, что геофизик снова впал в забытье, но тут он повернул ко мне обветренное лицо, на котором светились нездоровым блеском запавшие глаза, и тихо сказал:

– Это он… Клим, передай Меченому… Бард сказал: «Объект зеро»… Постарайся запомнить место… Меченому… Бард… «Объект зеро»… Передай…

Вдруг на губах Игоря запузырилась пена, он страшно захрипел, взмахнул руками, выгнулся… Цендорж закричал:

– Что там, сэр?! Что?!

Я шагнул к Макарову, присел рядом, пытаясь удержать его руки, но Игорь обмяк, глаза его закатились, челюсть отвисла. Кровавая пена текла из раскрытого рта на грудь. По телу прошла волна дрожи, и оно замерло без движений. Я понял, что Игорь умер.

– Сэр! Сэр! – кричал Цендорж, вытянув руки и оступаясь на камнях. И словно в ответ на его крики с низким, басовитым урчанием заворочался в воронке «объект зеро». Рубчатый обод медленно стронулся с места и начал крушить камень, все убыстряя свое движение. Знакомый гул ударил по ушам, все вокруг задрожало, затряслось. Стиснув зубы, я закрыл Игорю глаза…

Мы похоронили Макарова там, где он умер, – на краю воронки. Впрочем, похоронили – это громко сказано. Я положил тело между двумя большими скальными обломками, и в течение получаса мы с Цендоржем носили камни и клали их сверху. В результате получилась видная издалека каменная груда. Кажется, давным-давно такие сооружения назывались гуриями.

Когда последний камень был уложен, я накрыл могилу обрывком паруса, написал на нем: «Макаров Игорь, геофизик, член экспедиции на дирижабле «Кондор», февраль, 2205 год».

– Мои предки верили в Начигай, – негромко сказал Цендорж. – Это женщина, которая бережет людей и защищает их от напастей. В знак благодарности Начигай монголы всегда оставляют на камнях лоскуты материи. Я сделаю так же.

Оторвав от своей куртки часть подкладки, Цендорж на ощупь обвязал один из камней. Постояв у могилы, мы пошли вдоль обрывистого края воронки – прочь…

Эти горы не похожи ни на одни из тех, в которых мне довелось побывать, а я только на нашей олд-мамми бывал и в Хибинах, и на хребте Черского, и на Полярном Урале, и в Пиренеях, и в американских Роки Маунтанс. Кроме того, мне довелось посетить Поющие горы на Гермесе, Большие Увалы мертвой планеты Аппо и скальный хаос артемидианского плато Мрака.

Все эти горы разные, но их роднит то ощущение величия, монументального пафоса и некой природной естественности, которую трудно выразить словами.

Так вот, ничего подобного здесь, на Медее, я не чувствую. Я уже писал о нас как о насекомых, ползущих по некоему искусственному сооружению. Теперь, когда мы видели «объект зеро», это сходство только усилилось. Здешние горы мертвы, хотя в их чреве и идут какие-то процессы, какая-то работа неведомых сил. Это пугает. Скажу больше: это вызывает у меня самый настоящий первобытный ужас. Выходит, что мы – не только мы с впавшим в прострацию слепым Цендоржем, а вообще все земляне – всего лишь букашки, ползающие по кожуху ядерного реактора. Мы мним себя властелинами мира, а на деле даже не в состоянии понять происходящего.

Хотя, наверное, кто-то все же понимает, что здесь происходит. Этот «кто-то» – загадочный Меченый, о котором говорил Игорь перед смертью. И я должен во что бы то ни стало найти его, если только…

Если только все это – Меченый, словосочетание «объект зеро» – не предсмертный бред Макарова. Но о таком варианте лучше не думать. Не думать, не думать, потому что иначе остается только одно – разбежаться и разбить голову о ближайшую скалу…