Объект "Зеро" - Сергей Волков

Я занялся снастями и жаровней, однако едва мне удалось закрепить дверцу печи и перекрыть жаропровод, как новый шквал настиг нас и швырнул «Кондор» вверх. Гондола встала на нос, мы повисли, цепляясь за оснастку. Мимо меня пролетел литой медный бак с водой и канул в серую ледяную бездну. Игорь прокричал что-то, но ветер унес слова. И тут ураган настиг нас и обрушился на дирижабль всей своей мощью. Стало совсем темно, точно наступила ночь.

Мы понеслись с такой скоростью, что меня вжало в плетеный борт гондолы. Заледеневшими, негнущимися пальцами я попытался привязаться, но «Кондор» кидало из стороны в сторону так, что я не смог ничего сделать.

Темная туша грандбаллона смутно угадывалась во мгле. Стоял страшный рев, будто где-то рядом взлетала эскадрилья штурмовых стратопланов. Мне почему-то вдруг припомнилась картинка из старой книги – бушующее море, корабль с обрывками парусов на реях и несчастные моряки, простирающие руки к взбесившимся небесам. Во времена Великих географических открытий они молились святой Деве Марии и привязывали себя к мачтам – чтобы не унесло в пучину.

Поскольку мачт у нас не наблюдалось, я все же исхитрился принайтовить себя к борту гондолы, а вместо молитвы непроизвольно матерился – это хоть как-то отгоняло чувство неизбежности трагического финала нашего полета.

«Кондор» кидало из стороны в сторону. Во тьме мелькнул обрывок каната и хлестнул меня по щеке так, что рассек ее мало не до скулы. Цендоржа и Игоря я не видел, хотя временами мне казалось, что я различаю их согнутые фигуры на носу гондолы.

По моим расчетам, ураган тащил нас прямо на ту горную вершину, что мы видели. Это означало, что в любой момент из ревущей круговерти мог возникнуть обледеневший склон и наши мучения закончились бы.

Но оказалось, что все пережитое нами до этого – лишь разминка перед главными испытаниями. Вдруг я оглох и практически ослеп – ураганный ветер ударил в лицо, и не было никакой возможности открыть глаза. «Кондор» два или три раза перевернуло, и мне оставалось лишь надеяться, что мои товарищи во время этих «оверкилей» не вывалились из гондолы.

В довершение всех бед от бесконечной тряски и рывков жаровню сорвало с крепежей. Пузатая, блестящая полированной медью конструкция, удерживаемая лишь хоботом жаропровода, превратилась в чудовищный кистень, который по прихоти урагана принялся крушить все вокруг, обрывая снасти, ломая борта гондолы и разрывая тюки с припасами.

Каким-то чудом жаропровод не обрывался, и чудо это казалось мне проявлением воли местного божка, повелителя ледяных бурь, что от души хохотал сейчас, наблюдая за нашими мучениями.

Я все отчетливее и отчетливее понимал: шансов выжить у нас практически нет. Дикая скорость урагана, остывающий в грандбаллоне газ, жаровня, разносящая «Кондор» в щепки, – слишком много всего, чтобы мы остались живы.

Но вот на мгновение рев ветра ослабел, и до меня донеслось знакомое:

Мы летим, ковыляя во мгле,

Мы идем на последнем крыле…

«Слава богу, Игорь жив!» – подумал я, приободряясь, и тут жаровня, описав в воздухе сложную и замысловатую кривую, врезалась в бочину грандбаллона. Его вспученная обшивка лопнула сразу по всей длине, мелькнул и исчез пузырь термошара, и в следующую секунду исковерканный дирижабль ухнул вниз с такой скоростью, что у меня потемнело в глазах. После катастрофы Большого модуля, после тех страшных секунд в темном отсеке я был уверен, что второй раз мне подобное пережить не доведется. Однако, как это всегда бывает, действительность оказалась куда суровее…

Я заорал и зажмурился, судорожно тиская обледенелый борт гондолы. Говорят, в такие моменты перед внутренним взором проходит все прожитое. Не знаю, не знаю… Лично у меня в голове царила космическая пустота, и лишь одна мысль стробоскопом билась среди этой пустоты: «Скорее бы! Скорее бы!!!»

Удар! Гондола с треском разломилась на части, меня подбросило, я заметил внизу зализанные сугробы и коричневые угловатые глыбы скал. Еще удар! Перед глазами мелькнула уносящаяся неведомо куда на распластанном грандбаллоне злосчастная жаровня. Замелькали обломки, обрывки снастей, а потом меня швырнуло на необыкновенно твердый и холодный снег, протащило по нему, раздался душераздирающий скрежет, и я повис в кромешной темноте, весь опутанный веревками, оглушенный, облепленный снегом – но живой…

Провисев так несколько минут, я попытался сориентироваться. Оказалось, что я нахожусь в глубокой расселине между скал, занесенных снегом. При падании мое тело пробило снежный купол, нанесенный сверху, а кусок борта гондолы, к которому я был привязан, застрял между камнями и не дал мне упасть вниз.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем сквозь несмолкаемый гул урагана я услышал слабые голоса где-то наверху:

– Клим! Клим!

Я попытался крикнуть в ответ, извиваясь в опутавших меня веревках, но в это мгновение на меня обрушилась настоящая снежная лавина. Голова взорвалась болью, и я потерял сознание…

Очнулся я в утлой палатке, хлопающей на ветру. Но судя по всему, это уже был не тот ураганный ветер, что разорвал наш красавец «Кондор» на куски.

Я лежал на куче тряпья, рядом потрескивал крохотный костерок. Возле него на корточках сидел Цендорж и грел над огнем мокрые покрасневшие руки.

– А Игорь? Игорь… где? – еле ворочая языком, спросил я.

Цендорж улыбнулся, как обычно, молча кивнул на другую сторону от костра.

– Тут я. Спина болит, – раздался голос Макарова. – А вообще ничего, терпимо. Живы. Главное – мы все живы! Ты-то как?

Пламя мешало мне смотреть, но слова Игоря успокоили.

– Башка болит, – ответил я, пытаясь сесть. Получилось плохо, в ушах зазвенело, но тело, вопреки ожиданиям, слушалось.

– Сэр, лежите! – Цендорж попытался уложить меня.

Я улыбнулся:

– А ты, гляжу, вообще огурцом. Монгольское твое счастье, Цендорж!

Мой ординарец вновь расплылся в улыбке, и множество морщинок разбежались по его широкому лицу.

– Скоро ветер кончится. На улицу пойдем. Продукты собирать будем. Одежду искать. – Цендорж зябко повел плечами.

– А пока всем спать, – подытожил я. – Гаси костер.

«Кондор» разбился на склоне той самой огромной горы, что мы видели перед тем, как нас настиг ураган.

Ветер стих ночью, а утром мы обнаружили, что Зоряная звезда поднялась в небо вовсе не там, где мы рассчитывали ее увидеть. Точнее, положение светила осталось незыблемым, указывая нам, где находится север, но ветер унес дирижабль далеко на юго-запад, и теперь гора практически заслоняла Эос своей треугольной вершиной.

Игорь Макаров сказал, что за те сорок минут, что мы находились во власти урагана, нас могло унести километров на пятьдесят-шестьдесят. Таким образом, чтобы вернуться на северный склон горы, нам предстоит пройти эти самые километры пешком по леднику.