Великий маг - Юрий Никитин

Серийные передачи вовлекают в свой оборот большие группылюдей и создают из них «своих», формируют их мировоззрение, подменяют ценности,навязывают новые стереотипы. Так что серийность – очередное мощное оружиеинфистов, недооценивать его, морщить нос и брезгливо отворачиваться – это какраз позиция русского интеллигента.

Я дослушал, вздохнул и сказал поникшим голосом:

– Ты прав, прав… Вот прямо щас пойду вешаться. Или жеутоплюсь.

Он смотрел пронизывающим взором победителя.

– Не ерничай! Если ушел на легкие хлеба, имей мужествопризнаться.

– Признаюсь, – вздохнул я. – В котором часу всубботу начинается заседание КЛФ в ЦДЛ?

Он ответил с недоумением:

– Как обычно, каждая третья суббота любого месяца, всемнадцать ноль-ночь, в Малом зале… А что?

– Да так, давно не был. Ладно, там увидимся, хорошо?

До уговоренной в ЦДЛ встрече с режиссером вообще-то еще двачаса, но не слушать же, в каких магазинах какие шмотки дешевле, покормилБарбоса, велел не приставать к гостям и вышел в жаркий прокаленный мир. Солнцепрямо в зените, тени почти нет, асфальт снова прогибается под подошвами, пахнетгорелым.

Машину я оставил украинским друзьям, они еще половинынамеченных магазинов не объехали, сам на метро добрался до «Баррикадной». Ещерано, завернул по дороге в книжный магазин.

Когда-то, помню, здесь бывало столпотворение, сейчас же икниг поменьше, и покупатели в редкость, и площади урезали, передав почтиполовину под лазерные диски, флеш-память, зип-сторы.

Я брел между полками, иногда трогал переплеты, одну книжкувзял в руки, без особого интереса начал перелистывать. Вообще-то не люблю этикрикливые общественно-политические вещи о современной интеллигенции, но об этомавторе уже заговорили, причем не в печати, что теперь однозначно расцениваетсякак пиар, а среди самих читателей. Книга написана убористо, издатели текст недуют, даже бумага не пухлая, а нормальная, к продаже предлагается не воздух, всамом деле достаточное количество слов…

Рядом остановилась милая интеллигентная пара: парень счерной бородкой, в очках, сутулый и болезненного вида, очень похожий наБережняка, просто брат-близнец, и со вкусом одетая девушка, милая и очень интеллигентная.Парень краем глаза зацепился за книгу в моих руках. Брови поползли вверх, ондаже отшатнулся, потом быстро взглянул на меня и, как бы поборов интеллигентнуюнерешительность, сказал торопливо:

– Простите великодушно… Надеюсь, вы не собираетесьпокупать… это?

Я улыбнулся, подбадривая, а то он даже покраснел отсобственной смелости. Девушка тоже взглянула на него с укором и некоторымудивлением.

– Не знаю, – ответил я. – Еще не решил.Загляну в текст… я всегда читаю в середине пару абзацев. Если нравится – беру.

Он сказал горячо:

– Вы не должны брать эту книгу!

– Почему?

– Этот человек… Его даже трудно назвать человеком! Онфашист, националист, патриот, антисемит, расист!

Он вздрагивал от негодования. Девушка взглянула на него сукором, взяла под руку. Потом ее спокойные коричневые глаза с участием исочувствием обратились на меня.

– Да, – подтвердила она. – Он фашист, патриоти антисемит.

Я захлопнул книгу и сунул ее в пакет для покупателей.

– Хорошо, – сказал я. – Спасибо заинформацию. Теперь обязательно куплю и прочту!

Они побелели и буквально отпрянули от меня. По их ожиданию,я должен был, как всякий нормальный человек, тут же поспешно сунуть книгу наместо, отпрыгнуть от книжной полки и долго-долго уверять всех, что я эту книгувзял случайно, что перепутал ее по обложке с другой книгой, совсем нефашистской и не антисемитской, и что я теперь вообще буду обходить сторонойэтот проклятый гнусный магазин, где принимают на продажу такую вот литературу,и куда милиция смотрит, и что у нас за власти, и почему США до сих пор не ввелисвои вооруженные силы в нашу страну для изъятия таких вот книжек и защиты своихобщечеловеческих ценностей…

Такие вот правильные всегда следят, чтобы все читалиправильные книги, говорили правильные вещи и вели себя правильно. То естьстучали в НКВД, что такой-то читает антисоветские книги, еще раньше докладывалив охранку, что такие-то читают большевистскую литературу, а еще раньше доносилиопричникам на смутьянов, что читают еретические книги, не верят в Бога и вообщехотят жить без царя.

Самые правильные люди, мать бы их всех, перевешал бы доодного… но, увы, без них нельзя – на них держится любое общество, эта тупообразованная масса обеспечивает стабильность любой формации.

Парень пролепетал:

– Как вы… можете?

Я подмигнул ему.

– Черный пиар – тоже пиар!.. Не сработало, ребята?..Теперь у вас осечки будут все чаще.

Я понес книгу к кассе и все время чувствовал на спине ихнедоумевающие взгляды. Нормальный бы поступил как они ожидали. Поспешно бысунул книгу обратно и долго бы дрожащим голоском уверял всех окружающих –Большой Брат все видит! – что притронулся совсем случайно. Но я –ненормальный, ибо нормальный – это средний, серенький, обычный. Нормальный –это которому можно навязать любое мнение. Нет, не мнение власти, в России плюютна мнение и вкусы властей, нормальный до свинячьего писка страшится оказатьсяне в русле мнения большинства, «общечеловеческих ценностей», показатьсячеловеком с дурным вкусом или вообще с не теми вкусовыми пристрастиями, которыедиктует жвачное большинство из-за океана.

Раньше перед зданием ЦДЛ всегда толпился празднично одетыйнарод. Сейчас же пустота, а строгое каменное здание безобразит крикливаянадпись «Ресторан». Да, сюда уже привлекают не тем, что здесь вершители судеб,писатели, поэты, а тем, что жрут, пьют, и… есть, ессно, просторные и хорошооборудованные туалеты, где срать можно в свое удовольствие долго, мощно ивсласть. А потом опять нажраться, чтобы снова так же хорошо и мощно дефекалить.

Я прошел через узкий коридорчик между дверьми, их четыре,женщина-вахтер без улыбки подняла на меня глаза и тут же опустила в развернутуюгазету. Не литературную, как успел заметить, а что-то скандальное, крикливое,из постельной жизни манекенщиц.

В зале пригашены огни. Когда я в первый раз узрел такое,испугался: умер кто? Испугался и начал шарить глазами по сторонам, ожидаянаткнуться на портрет в траурной рамке и некролог на большом белом листе. Нообслуживающий персонал объяснил вежливо, что теперь так всегда, две трети огромныхлюстр не горит, экономим электричество.

Похоронно тихо, пусто, а от всегдашнего пестрого и радостновозбужденного люда не осталось даже призраков. Правда, из дальнего концапробивается свет, даже доносится музыка. Там, за поворотом, начинается большое кафе,за ним – ресторан ЦДЛа, еще дальше – роскошнейшие комнаты, отделанные богато исо вкусом по последним разработкам ведущих дизайнеров. Здесь, как мне когда-тообъяснили, располагалось родовое гнездо графов Ростовых, которых Толстой сделалглавными героями для «Войны и мира». Все это: и помещения кафе, и ресторан, иостальные кабинеты, в одном из которых помещалось политическое сердце Союзаписателей – партком, теперь писателем недоступно. Там отдано на откуп не тоновым русским, не то какой-то фирме, чьи связи достигают очень высоко, и теперьтам богатая пьянь, богатые шлюхи, богатое ворье… то есть демократическое крылописателей победило, теперь скулит у порога, отстраняемое мощной рукойохранника, мол, мы добивались не совсем, так сказать, этого…