Метод «Джакарта». Антикоммунистический террор США, изменивший мир - Винсент Бевинс

означало убийство гражданских лиц, а не ведение боевых действий. Военные составили черные списки и вышли на охоту. В ходе операции «Феникс» были убиты десятки тысяч чиновников и безоружных людей{438}.

Один из участников этой программы был ветераном антикоммунистических операций Вашингтона. Беженец с Кубы по имени Феликс Родригес участвовал во вторжении в заливе Свиней. Затем он поступил на службу в ЦРУ и возглавил миссию по выслеживанию и казни Че Гевары в Боливии в 1967 г. Покончив с этим делом, он отправился во Вьетнам работать в сверхсекретной программе «Феникс»{439}.

Советский Союз

Советский Союз отреагировал на свержение Сукарно и уничтожение КПИ по большей части молчаливым самоустранением. С одной стороны, к моменту раскола между Китаем и Советами Москва не горела желанием увидеть успех явного союзника Пекина. С другой — Леонид Брежнев, генеральный секретарь с октября 1964 г., надеялся вернуть коммунистическую партию и Айдита на сторону СССР. В конце концов, индонезийские коммунисты оставались ревизионистами с точки зрения Пекина, а Айдит, которому никогда не нравился Хрущев, попытался все начать с нуля с Брежневым{440}.

Представляется, что советское руководство, как почти все остальные, было застигнуто врасплох событиями 1 октября и прибегло к стратегии «подождем, посмотрим». Десятого октября советские лидеры отправили и опубликовали письмо Сукарно, «от всей души желая ему больших успехов». Когда стало известно о программе массового истребления, «Правда» в феврале 1966 г. спросила: «За что и по какому закону людей убивают десятками тысяч?» Официальная коммунистическая газета сообщила, что «крайне правые политические круги пытаются уничтожить коммунистическую партию и в то же время искоренить идеологию коммунизма в Индонезии». Она сравнивала эту бойню с «белым террором», захлестнувшим Россию в 1917 г.{441}

Однако Советы не предприняли никаких решительных шагов на международной арене. Конечно, между двумя странами ухудшились отношения, когда Сухарто консолидировал власть, и Советы потихоньку срезали помощь Индонезии и тамошним военным. Однако ни яростных обличений в ООН, ни угроз возмездия не последовало{442}. Едкие замечания генерального консула Восточной Германии, вплоть до того, что «КПИ совершила серьезный промах в связи с событиями 30 сентября», могут свидетельствовать, что в кулуарах некоторые высшие руководители стран, относившихся к советской орбите, считали, что индонезийцы сами виноваты{443}. По крайней мере, они находили оправдания для того, чтобы оставаться в стороне, когда истребляли коммунистов, а впрочем, они и прежде часто поступали таким образом.

Однако в Советском Союзе в 1965 г. жило много индонезийцев. Многие из них были студентами Университета им. Патриса Лумумбы, созданного в 1960-х гг. для обучения молодежи из стран третьего мира. С момента провозглашения независимости Индонезия отправляла студентов учиться по всему миру, но по мере того, как Сукарно дрейфовал влево в 1960-х гг., возможности обучения в социалистических странах увеличились по сравнению с местами на Западе.

Гдэ Арка и Ярна Мансур, молодая индонезийская пара уроженцев Бали и Суматры соответственно, ухватились за возможность поехать в Москву в 1963 г. Перед отъездом они прошли небольшую идеологическую подготовку (главным образом, чтобы иметь возможность распространять благую весть об индонезийской революции среди других студентов), но коммунистами не были. Они с удовольствием поехали бы учиться в Англию или в Нидерланды, если бы могли{444}.

Москва показалась им холодной, но в то же время довольно богатой и современной. Все пользовались услугами здравоохранения и бесплатного образования — тем, что индонезийцы, по их мнению, заслуживали, но так до сих пор не получили. Русский язык оказался не особенно трудным — они с детства учили намного более сложные и легко переключались с одного на другой, поэтому вскоре молодые люди уже говорили и учились на местном языке вместе со студентами всего мира: из Латинской Америки, с Ближнего Востока, из Японии, Камбоджи, Таиланда, Индии, Шри-Ланки, Ирана и Ирака.

После 1 октября 1965 г. в новостях о событиях на родине пропала всякая логика. Гдэ и Ярна слушали репортажи советского радио, Би-би-си и «Радио Австралии». Все, что там говорили, казалось абсолютно непонятным. Мало того, у них не было возможности связаться со своими семьями на родине. А затем, когда посольство Индонезии вызвало их, чтобы поставить подписи под какими-то декларациями, все запуталось еще сильнее.

Сначала им велели подписать осуждение убийства каких-то шести генералов. Они охотно это сделали. Однако затем им подсунули заявление о согласии с новым правлением Сухарто. Они колебались: все это казалось какой-то ерундой. Они практически ничего не знали об этом Сухарто. Это требование раскололо довольно многочисленное студенческое землячество Москвы. Некоторые подписали текст согласия, Гдэ и Ярна отказались. Они рассудили — и надеялись на это, — что Сукарно, президент, который отправлял их за границу, наведет порядок и вернет себе власть.

Этого не случилось. Поскольку Гдэ и Ярна отказались подписать заявление, их паспорта были отозваны, гражданство аннулировано, то есть они лишились своей страны. То же самое произошло с тысячами индонезийцев по всему миру: все они стали лицами без гражданства, вынужденными искать помощи там, где сумели устроиться, или мыкаться, пересекая без паспорта одну границу за другой, пока не удастся найти государство, которое их приютит{445}. Они не могли связаться со своими семьями в Индонезии. Их заклеймили как коммунистов, и в итоге они стали самыми настоящими изгоями.

Дядя Гдэ был убит в ходе антикоммунистического насилия на Бали. Его пытали, заставили смотреть, как умирают его друзья, затем зарезали. Гдэ узнал все это, лишь когда получил возможность вернуться в Индонезию тридцать лет спустя.

Гватемала

Почти через десять лет после срежиссированного ЦРУ переворота дела в самой большой стране Центральной Америки шли неважно. У власти здесь по-прежнему оставались союзники Вашингтона по холодной войне, и Гватемала была тесно интегрирована в экономику США, однако все складывалось не совсем так, как рассчитывали американские власти.

На исходе 1950-х гг. агенты ЦРУ с некоторым сожалением наблюдали, как страна погружается обратно в «феодальные репрессии»{446}. Затем вторжение в заливе Свиней опосредованным образом спровоцировало гражданскую войну, которая продлится больше трех десятилетий.

В ноябре 1960 г. группа младших офицеров подняла малочисленное восстание против президента Мигеля Идигораса Фуэнтеса, одержавшего целиком и полностью фальшивую победу на выборах, после того как посаженного Вашингтоном в 1954 г. генерала убили в результате успешного покушения. Эти младшие офицеры склонялись к очень широкому спектру левых течений и были потрясены уровнем коррупции и некомпетентности правящего режима. Однако толчком к восстанию послужил тот факт, что президент, не спросив у них, предоставил поддерживаемым ЦРУ беглецам с Кубы базу для подготовки вторжения на остров. Кубинские беженцы были богатыми, наглыми и разъезжали по всей стране на дорогих автомобилях{447}. Это было не только оскорбление армии и армейской иерархии, но и кража, поскольку президент прикарманил все деньги, которые заплатили ему США.

Мятеж провалился, но