Смерть наудачу - Владимир Михальчук

– Кто вчера работал на «Смелом рыке»?

Лупка закрыл левый глаз и приподнял правое веко.

– Не помню. На графике. Посмотри.

– Каком графике?

Фархас слабо шевельнул бровью, указывая в самый темный угол.

Я оставил бредящего русалкина и порыскал в углу. Там действительно обнаружилась красиво расчерченная диаграмма. По вертикали: «Громкий вопль», «Меткий визг», «Счастливый крик», «Громкий ор» и «Смелый рык» – названия паромов.

Ну и названьица у судов валибурских мореплавателей!

По горизонтали, образуя ровные ряды, шел Месяц Усталого Слуха: числа от одного до сорока – дни недели.

Каждый день, обозначавший прибытие паромов на остров Грез, был отмечен зеленым, красным или желтым цветом. Снизу, по-видимому, чтобы не перепутать, Фархас приписал: «зеленый – Капрас», «красный – Врас», «желтый – я».

Вчерашний день был помечен ярко-красным. Итак, искомый воришка – Врас Булька.

– Благодарю за помощь следствию.

Лупка не ответил. Здоровяк восторженно пялился в потолок. Наверное, там показывали отменное кино – специально для зрителей под кайфом.

Вышел я в бодрейшем настроении. Преступник находился где-то совсем рядом. Если он дома – нам с графом удастся найти заветную статуэтку и успеть вернуться на паром. В запасе оставалось примерно полтора часа.

Комната Бульки обнаружилась метрах в семидесяти от жилища Лупки. Дверь не отворилась даже после искусного вскрытия замка – мешал засов. Оставалось только постучать.

– Идите к демонам! – радушно ответили мне из комнаты.

– От демонов и пришли, – не менее радушно сообщил я.

– Чего надо? Я занят! И буду занят ближайшую вечность.

Интересно, какую же красавицу мог захомутать Булька, чтобы целую вечность не выходить из комнаты?

– У меня тут небольшой заказ, – заговорщицким тоном прошептал я в замочную скважину.

– Катитесь к демонам с вашими заказами! Я больше не работаю!

Неужели Врасу удалось заработать большие деньги на продаже статуэтки дра’Амора?

– Послушайте, – предложил я, тщательно скрывая лживые интонации, – предлагаю вам тысячу валлов!

– Деньги меня не интересуют. Пшли вон!

За дверью стукнуло – будто на пол спрыгнул кто-то тяжелый. Послышался скрип передвигаемого стула. Вероятно, преступник собирался бежать.

– Не убежишь! – заорал я, грохая ногой под замок (даже одним выверенным ударом под засов можно выбить любую створку).

Впрочем, удар мне не удался. В любом случае, произвел совершенно неожиданный эффект.

Дверь оказалась намного слабее навешенного запора. Трехметровая створка, обеспокоенная моим пинком, нижней частью подалась вперед. Она провернулась на петлях щеколды и, словно трудолюбивый ковш фитильэкскаватора, верхней своей частью подгребла меня в комнату.

– Швы-ы-ых! Бамс!

Я получил оглушающую затрещину и едва опомнился, въезжая на заднице в жилище Враса.

Преступный русалкин, к моему удивлению, не занимался подсчетом барышей за вырученную статуэтку. Он вешался.

С крюка на потолке снял магический светильник. Набросил шершавую пеньковую веревку, соорудил характерный узелок. Подвинул к ней маленький стульчик, влез. Стоял на нем, сунув голову в петлю.

Увлекаемый гостеприимной дверью, я проехал до середины комнаты. И каким-то образом ухитрился зацепить «подставку» висельника.

Стул выскочил из-под босых ног русалкина. Тот с испуганным всхлипом рухнул вниз. Руками вцепился в веревку, пытаясь подтянуться.

– Был бы ты оборотнем, – поучительно сказал я, с трудом поднявшись и почесывая ушибленный затылок, – и слова тебе бы не сказал. Самоубийство в Валибуре не считается чем-то особенным. Но для русалкиных, говорят, это страшнейший из грехов. Зачем полез?

– Кхххххррхххх, – ответил Булька, пуская ртом пузыри. Глазенки навыкате, ножки дергаются, пальцы рук побелели на узле петли.

– Полагаю, ты не откажешься прожить еще минут пятнадцать и ответить на несколько вопросов.

С этими словами я приподнял русалкина за ноги и высвободил из объятий самодельной виселицы.

– Пррр, проклятье! – простонал Врас, немного отдышался. – С-с-с-пасибо.

– Вместо благодарности жду от тебя некоторых объяснений.

– Спрашивайте.

Булька обладал незаурядной внешностью. Как и большинство русалкиных, он отличался крепким телосложением, рельефными мускулами и ярко-желтой кожей. Широкое мужественное лицо, пшеничного цвета волосы, темно-синие глаза, наполовину скрытые за очками, волевой подбородок. Уши слегка оттопырены из-за прячущихся за ними дополнительных жабр, но совершенно не портят физиономию.

Словом, такими молодчиками, как Врас, очень увлекаются молоденькие девицы. Женщины среднего возраста провожают красавцев-русалкиных похотливыми взглядами. А старушки и на магарбалетный выстрел не подпускают этих типов к себе или своим внучкам. Кому охота нянчить правнука-рыбешку?

Но каким бы шармом ни обладал Булька, все его обаяние сошло на нет. Передо мной на полу сидел трясущийся от пережитого ужаса паренек. И восьмидесяти не стукнуло. На глазах слезы, губы искривлены так, словно хотят раствориться в подбородке; грудь-бочонок содрогается от сдавленных рыданий.

– Это ты обокрал графа дра’Амора на пароме вчера вечером?

– Не-е-ет! – заорал вдруг русалкин, отпрыгивая от меня, как от ядовитого василиска. – Я… н… ничего не крал…

Он задрожал еще больше, стоило мне упомянуть графа. Очки слетели, мутные глаза нервно забегали, ни на чем не фокусируясь.

– Что, допился с Баглентайтом до белой горячки? – посочувствовал я. – Это он умеет.

– Ничего… ни… Ничего не крал!

– А ну тихо! – заорали за тонкой стенкой соседней комнаты. – Дайте поспать честному русалкину! Вот сейчас приду и всыплю тебе, говенный Булька! Будешь знать, что воровать – нехорошо. – И уже более тихо: – Наворуют себе, ужрутся усладиума, а потом вопят аки бешеные.

– Не крал, говоришь?

Парень так быстро замотал головой, что очертания лица расплылись.

– А твой дружок Фархас говорит, что вчерашняя кража – твоих рук дельце. Даже график мне показал.

– О боги! Что с Фархасом? – всхлипнул Врас. В его глазах зажегся неподдельный страх пополам с обеспокоенностью.

Кажется, между двумя ворами-здоровяками имелось что-то большее, чем деловые отношения. Дать бы обоим по шее – и показать голую грудастую бабу. Впрочем, не мое дело…

Я пожал плечами:

– Лежит себе и наркотик покуривает твой Лупка. Это ты из-за его неразделенной… любви… в петлю полез?