Персональные демоны - Лиза Десроушерс

— Прости, — говорю я, не глядя на него.

— Что случилось?

— Ничего. – Я разворачиваюсь и тянусь к ручке. — Едем.

Он делает шаг назад, и я закрываю дверь.

Он прав. Я действительно не хочу знать его тайны. Тех, чтоуже есть у меня, мне вполне достаточно.

____________________

Наши тела двигаются рядом... в такт песни Depeche Mode «PersonalJesus». С трудом отодвигая горячее тело Люка от своего,  я сажусь на егоогромной черной кровати, пытаясь отдышаться.

— Не думаю, что мистер Снайдер сочтет уважительной причинойто, что мы были заняты поцелуями, поэтому не закончили его схему.

Люк обхватывает меня за талию и тянет обратно.

— Мы бы могли использовать традиционное «моя собака съела ее»,— говорит он с надеждой в голосе, обнимая меня. Я строго смотрю на него долюсекунды, после чего он стонет и спрашивает: — Как быстро мы ее закончим?

Я сажусь, подкладывая себе под спину подушку.

— У нас осталось совсем чуть-чуть вопросов. Должно уйти не многовремени.

Он поднимает свою тетрадь с пола и садится, опираясь наспинку кровати, рядом со мной. Но он не пишет. Только смотрит на меня.

— Тебе надо надеть рубашку, или я не смогу сосредоточиться, —говорит он после паузы. — Этот красный бюстгальтер слишком сексуальный. Недумал я, что правильные девочки-католички носят красные лифчики.

— Я не правильная девочка-католичка, забыл? Меня выгнали изкатолической школы.

— Я помню, — говорит он, и его улыбка заставляет мое сердцепропустить удар. Пока Depeche Mode уговаривают меня «протянуть руку и обрестиверу», я рассматриваю татуировку в виду змеи на предплечье Люка и егообнаженную грудь.

— Ладно, так... Стейнбек... — говорю я, чтобы отвлечься отего улыбки и представленной картины. Я делаю глубокий вдох и натягиваю рубашку.Смотря в листок с вопросами мистера Снайдера, я читаю: — Что он говорит охарактере человека?

— Что кто угодно может оправдать все, что угодно, независимоот того, насколько это неправильно.

Я поднимаю бровь.

— В самом деле? Что-то я не уловила этого. Думаю, он имел ввиду то, что действия зависят от обстоятельств.

— Одна фигня.

— Да не совсем. Сам подумай. На протяжении всей книги Томделает определенные вещи… определенный выбор, основываясь на том, в чем он иего семья нуждаются прямо сейчас. Это вовсе не похоже на то, как будто онпроснулся как-то утром и решил: «Вау, пойду-ка я убью сегодня кого-нибудь».

— Ладно, но ведь когда он совершает убийство, он пускается вбега, чем вовсе не помогает семье. И вообще, все может закончиться весьмапечально: он навредит им, если они попробуют ему помочь. Так что, ты не можешьутверждать, что все, что он делает, — ради его семьи. Люди совершаютпоступки... И они объясняют их какими-то высокими причинами, но, в итоге, онивсегда корыстны.

Я откладываю лист с вопросами.

— Ничего себе... Так, по-твоему, все люди  — всего лишьлживые, эгоистичные мешки с дерьмом?

— Да, большинство.

— Без шансов на искупление?

— Звучит правдиво.

— Это печально, — говорю я, качая головой.

— Печально, но правдиво.

— Ладно. А что насчет Розы Сарона в конце? Она теряет своегоребенка, но затем кормит грудью голодающего. Что в этом корыстного?

Он смотрит на меня минуту, затем улыбается.

— Прости, я услышал только слово «грудь», — говорит он,глядя на меня.

Я пихаю его локтем.

— Ты такая свинья!

Он ухмыляется.

— Я не свинья, я парень... хотя, если подумать, этосинонимы. Я понял твою точку зрения.

— Бьюсь об заклад, твое сердце каменное. Неудивительно, чтоты видишь мир сквозь адские очки, — говорю я, открывая свою тетрадь. Чистуюстраницу я озаглавливаю «Стейнбек: Итоговое эссе Фрэнни и Люка» и записываюнесколько своих мыслей. Закончив, я протягиваю работу Люку, наблюдая за тем,как он хмурится.

— А у тебя очки розовые, то, что ты написала, поразительнонаивно.

— То, что я не верю, что каждый человек — воплощение зла, неделает меня наивной.

— Делает-делает, но тем лучше для меня. Так на чем мыостановились? — говорит он, бросая тетрадь на пол и вновь снимая мою рубашку, онвосхищенно рассматривает мой красный бюстгальтер.

— О, я покажу тебе свою «наивность», — произношу я.

Его глаза вспыхивают, и я клянусь, он перестает дышать,когда я, одаривая его своей хитрой улыбкой, протягиваю руки за спину ирасстегиваю лифчик, бросая его на пол поверх своей рубашки. Я ложусь рядом сним на кровати и чувствую, как моя кожа плавится от его прикосновения.

Люк целует мою шею, его горячее дыхание заставляет менядрожать.

— Ммм... Ты прекрасна, — шепчет он мне на ухо. Меня трясет.Как и его...

Все мое тело — живой проводник. Каждое нервное окончаниесловно заряжено током.

Со всеми остальными не было даже мысли, что я могу неостановиться.

Я никогда не была готова. Ни один из них никогда незаставлял меня чувствовать то же, что и Люк. Все в нем неправильно, но мне ниразу в жизни не было так хорошо.

Я не могу выкинуть его ни из головы, ни из сердца... Толькокогда мы вместе, я по-настоящему живу. Я могу представить себе, как он заставляетменя чувствовать все новое и интересное, как я рассказываю ему все...

Он целует меня глубже, пока слеза катится по моей щеке... Ячувствую, что задыхаюсь, но не могу оттолкнуть его. Я хочу, чтобы он был ещеближе.

Все, что я могу чувствовать, — это ее тело рядом с моим.Все, что есть в этом мире — ее тело рядом с моим. Остальная вселенная, Рай, Адпревратились в ничто.

Плевать на все. Я не остановлюсь, пока она не будет моей...в Бездне... которой она не принадлежит...

Я отгоняю эти мысли, сосредотачиваясь на Фрэнни. Ее глазазакрыты, и она прижимается еще ближе ко мне, целуя. Я чувствую ее руки на моемтеле... на всем моем теле.

— Не останавливайся, — шепчет она, посылая горячее дыханиемне в ухо. Но она понятия не имеет, о чем просит. Потому что, что бы она нидумала, она наивна. Я знаю, что скрывается в сердцах людей, в моем собственномсерном сердце.

Все, что нужно сделать, — исполнить ее желание. И это первыйшаг на ее пути в Ад. Она хочет этого, я хочу этого... О, как я этого хочу!