Гонка века. Самая громкая авантюра столетия - Николас Томалин

Рядом с текстом Кроухерст написал небольшое стихотворение на эту же тему:

«Изгоя» можно назвать наиболее сильной и грамотно написанной вещью из всех, что создал Кроухерст. В то же время в стихотворении отражено состояние яхтсмена: он бежал от трудностей своего положения, прячась от проблем за очередной актерской маской. Ранее он видел себя героем, превознесенным обществом. Теперь же чувство вины за подделывание судовых журналов и потенциально фальшивое путешествие слишком тяготили его, поэтому он больше не мог оставаться собой. Прибегая к классическому приему романтизма и вживаясь в роль бунтаря, артиста и преступника, Кроухерст примерил на себя роль героя, отвергнутого обществом. Он стал изгнанником.

Дональд Кроухерст понимал, что важнейшей задачей на текущий момент остается починка правого поплавка, на котором отошла обшивка. Трещина в корпусе становилась все больше, а попытки предотвратить попадание в нее воды приводили к тому, что яхту уже невозможно было вести разумным, управляемым курсом. Яхтсмен также понимал, что из-за суматохи в Тинмуте на борт не были принесены нужные для ремонта материалы, в связи с чем все острее вставала необходимость пристать к берегу, где можно было бы раздобыть фанеру и винты с шурупами. Однако высадиться на сушу означало пойти на риск выдать себя с последующим разоблачением и дисквалификацией. Тогда всему миру станет известно, что яхтсмен и близко не подходил к тому месту, где, как он утверждал, находится тримаран.

К концу января Кроухерст так и не определился, в каком направлении двигаться дальше. На протяжении недели яхта петляла зигзагами на юго-запад параллельно береговой линии Южной Америки, а потом около суток шла непонятно зачем на юго-восток. После чего моряк медленно, но уверенно повел судно к заливу Ла-Плата. Судя по всему, однодневный шторм и дождь заставили Кроухерста поспешить с окончательным выбором: 2 февраля он весь день провел со спущенными парусами, а потом двинулся прямо к берегу. Местом его назначения был не Буэнос-Айрес, Монтевидео или другой крупный город, находившийся поблизости. В голове яхтсмена зрел новый план. Раскрыв первый том «Лоций» Адмиралтейства с данными по Южной Америке (всего на борту было 11 томов справочника), Кроухерст стал изучать очертания береговой линии в поисках подходящего места высадки. Какого-нибудь небольшого поселения на берегу, достаточно крупного, чтобы там можно было достать фанеру и болты, но в то же время маленького, чтобы сохранить высадку на сушу в тайне.

Несмотря на сильное эмоциональное напряжение, во время поиска нужного места моряк продемонстрировал присущую ему способность мгновенно схватывать детали и грамотно анализировать ситуацию. Выпадающие из «Лоций» страницы, захватанные пальцами, ясно показывают, какие области на карте он изучал, а отметки карандашом напротив некоторых абзацев помогают понять, что именно искал моряк. Кроухерст исследовал отрезок береговой линии, начинающийся у эстуария Ла-Плата и идущий до залива Сан-Матиас, расположенного примерно в 600 милях к югу. В течение какого-то времени он, должно быть, рассматривал и его как место возможной высадки на берег. Моряк провел карандашом линию напротив входа в залив:

Здесь, рядом с небольшим поселением, имелось хорошее место для якорной стоянки, идеально подходившее яхтсмену для осуществления его плана. Но путь на юг был неблизким, поэтому Кроухерст нашел другой населенный пункт, расположенный прямо в эстуарии Ла-Плата и выглядевший даже еще более привлекательным.

Поселение Рио-Саладо в заливе Самборомбон обладало рядом преимуществ. Оно находилось недалеко от Буэнос-Айреса и других больших городов, поэтому в случае раскрытия места тайной высадки яхтсмена и его дисквалификации у людей не возникло бы вопросов, почему моряк выбрал такой странный район для остановки.

Таким образом, весь февраль Кроухерст двигался по направлению к берегу. Он особо никуда не торопился, поэтому курс тримарана был еще более беспорядочным, чем обычно. Погода, как он пишет в судовом журнале, была «сырой и теплой, моросил дождь, так что было ужасно». На протяжении шести дней Кроухерст ходил кругами, а два дня из них провел под одним рангоутом из-за сильных ветров. К концу месяца, уже на подходе к берегу, он почти остановился, а 27 февраля весь день находился в свободном дрейфе из-за штиля, двигаясь со скоростью всего 3 мили в час. Все эти задержки частично были обусловлены изменчивой погодой и нерешительностью моряка, но он наверняка просчитал, что нужно оттягивать момент высадки как можно дольше на случай раскрытия. Если Кроухерсту придется выйти из гонки, то возвращение с о. Гоф (именно его он упоминал в своей последней радиограмме) будет выглядеть тем правдоподобнее, чем позже он пристанет к берегу.

2 марта он увидел двойные огни маяка мыса Сан-Антонио, расположенного на южной оконечности залива Самборомбон, и повернул к ним в поисках берега. В судовом журнале появилась запись:

«1: Установил визуальный контакт с берегом (увидел каботажное судно, маяк Сан-Антонио, курорт).

2: Ремонт поплавка – нет нужных материалов: большой лист фанеры – бруски – винты – клей. Требуются также денатурат, овсянка, рис, соус карри».

Потом в какой-то момент Кроухерста обуяла паника. Он развернул тримаран и снова направил его в открытое море на юго-восток, отгоняя на слишком большое расстояние от берега, чтобы оттуда можно было выбрать место стоянки. Через два дня он опять развернулся и направился обратно к мысу Сан-Антонио. Этот маневр позволил ему подойти к суше с юга. Ведь именно с этой стороны он должен был бы появиться, если бы действительно незадолго до того обогнул мыс Горн. Когда на траверзе появился курортный городок Сан-Клементе-дель-Тую, отмеченный в его списке, Кроухерст спустил паруса и положил яхту в дрейф. Он замерил глубину лотом и обнаружил, что до дна всего 6 футов. Тримаран в очередной раз развернулся, направляясь теперь к Рио-Саладо. Кроухерст прикинул примерное время прибытия – 6 марта в 5 часов утра – и выписал временные интервалы приливов. Как обычно, яхтсмен переоценил свои возможности и не угадал. Он бросил якорь в виду Рио-Саладо в 8.30 утра, когда уровень воды находился на отметке 3 фута, а отлив все продолжался. Вскоре тримаран оказался на осушке.