Дожить до весны - Наталья Павлищева

Сначала смотреть их было интересно, но постепенно Юрка мрачнел все сильней: никого из тех, кто на снимках, уже не было в живых.

Некоторых Женька узнала без подсказки. Вот дядя Миша, вот Юркины папа, мама и сестрички… а вот сам Юрка…

– Ой, у нас такая же есть! Была… Это Станислав Павлович в мае фотографировал, помнишь?

На фото Юрка хохотал, запрокинув голову, – счастливый, еще не подозревающий о грядущей беде.

Юрка дернулся, рванул у нее из рук книгу и швырнул в буржуйку:

– Не помню, ничего не помню! Нет этого больше и никогда не будет.

Фотография не попала в огонь, она отлетела в сторону под ноги замершему Павлику и под стол.

– Юр, кончится эта чертова война когда-нибудь. – Женя повторила слова, которые часто слышала от своего друга, но Юра возразил:

– И кто из них вернется? – Он кивнул на занявшийся огнем альбом. – Кто из нашего списка вернется?

Юрка говорил сквозь стиснутые зубы с такой горечью и болью, что Женя даже испугалась.

– Ненавижу… фашистов ненавижу…

Они молча смотрели, как догорают воспоминания о счастливом детстве, о людях, которых больше не было. Женя подумала, что у нее нет и такого. Мама приютская, родня только у папы, но все снимки пропали в разбомбленной квартире. Все родные погибли, и память лишь в ее сердце.

Вдруг подумалось, куда же теперь, куда деваться после того, как дядя Миша вывезет их на Большую Землю?

Женя вспомнила, что у бабушки был племянник дядя Жора в Магнитогорске. Самого дядю Жору девочка никогда не видела, а вот его жена Маруся приезжала в прошлом году в Ленинград, звала к себе в гости, сетовала, что Магнитогорску до Ленинграда далеко, но обещала даже показать работу мартеновской печи!

– На Большой Земле в Магнитогорск поедем, у меня там тетя живет. Дядя на фронте, наверное… Только я их адрес не знаю, дома-то был… через справочное найдем.

Юрка посмотрел на нее с удивлением, потом помотал головой:

– Нет, поедем в Таганрог, у меня тетка там. И адрес я знаю, искать не нужно.

– Юр, а там не немцы?

Женя вспомнила, как об оккупации Таганрога еще осенью говорил Станислав Павлович.

Юра с Женей молча смотрели друг на друга. Стало страшно, казалось, эти фашисты всюду, как голод, как холод, как наглеющие с каждым днем крысы. Казалось, что тепло и сытно уже никогда не будет.

Но ведь дядя Миша куда-то летает по льду на своем буере, значит, там есть жизнь без блокады, без проклятых фашистов.

– И от Москвы их погнали! – вдруг заявил Юрка, Жене не нужно было объяснять, почему он это сказал.

– Да, и от Ленинграда тоже погонят весной. – Женя вдруг заметила внимательно слушавшего их Павлика, притянула малыша к себе. – Нужно только дожить до весны. Доживем до весны, Павлик?

Мальчик серьезно кивнул, хотя вряд ли понимал, и что такое весна, и о чем вообще речь. Жизнь этого малыша сосредоточилась на одном – не отстать от Жени. Он так боялся остаться один в темноте и холоде, что не выпускал полу Жениной одежды ни на минуту и поднимал отчаянный рев при попытке оставить его дома. Приходилось всюду таскать с собой.

Это было очень неудобно, но у Женьки не поворачивался язык приказать Павлику сидеть на месте.

Доживать с каждым днем все трудней.

В длинных, а главное, долгих очередях разговоры только о том, что еще можно съесть. Люди делятся «рецептами», которые в другое время в здравом уме никому в голову не пришли бы.

– Возьми книгу потолще да лучше старинную… – с видом знатока советовала женщина, возраст которой из-за худобы определить просто невозможно.

– Да мы сожгли уж все, – отмахивалась вторая – отечная, словно оплывшая.

– А зря. Надо было сначала корешки оборвать.

– Зачем? – почувствовав что-то новенькое, поинтересовался старик, череп которого скорее похож на пособие по анатомии для изучения скелета, чем на голову живого человека.

Первой женщине внимание понравилось, стала говорить громче.

– Саму обложку можешь сжечь, а картон, что под ней, размочи хорошенько, отожми и котлеты сделай.

– Да ну? – усомнился старик.

– Вот вам и ну! Говорю же, съедите за милую душу.

– Ага, осенью вон про лепешки из горчицы твердили. Моя соседка попробовала, так насилу спасли. Пару кусочков всего съела, а криком изошла от резей в животе. Врачиха сказала, что чуть больше съела бы, и все, уже не спасти.

– Плохо вымочила и промыла. Нужно было порошок семь раз водой промыть, чтобы и вкуса горчичного не осталось. Тогда есть можно, – сообщила старушка.

Очередь живо принялась обсуждать, что можно есть, а что не стоит даже пробовать. Умирать от резей в животе не хотелось никому.

Пришли к выводу, что клей столярный готовить нужно осторожно, а то если слишком густо заварить, то и внутренности склеятся. Ремни и кожаные вещи вроде перчаток больно долго варить приходится, на них дров не напасешься, хотя навар хороший даже из небольшого кусочка получается.

До войны Мюнхенским пищевым институтом руководил профессор Цигельмайер, светило не только немецкой, но и мировой науки, до тонкостей знавший потребности в пище человеческого организма. Во время войны он был заместителем интенданта немецкой армии.

Когда взять Ленинград с первой попытки не получилось, а войска потребовались на другом направлении, профессору было поручено обоснованно ответить: как долго смогут выживать ленинградцы без достаточного количества пищи. Немецкая разведка имела полные данные о запасах продовольствия в Ленинграде.

Обстоятельный немецкий профессор составил обстоятельный же доклад, утверждая, что при имеющихся запасах продовольствия в осажденном городе никакой необходимости рисковать жизнями немецких солдат, штурмуя Ленинград, нет. Население само вымрет довольно быстро. Цигельмайер дотошно рассчитал, как будет происходить вымирание города, кто не выдержит в первую очередь, как скоро Ленинград опустеет окончательно. О том, что будут работать заводы и фабрики, речи вообще не шло, разве можно работать при столь скудном рационе?

Такой подход Геббельс в своем дневнике назвал «почти научным методом уничтожения Ленинграда».

Разве мог профессор Цигельмайер предположить, что если шубу тщательно побрить, порезать на кусочки и их выварить, то можно получить вполне съедобный суп! Или что в холодец из столярного клея непременно надо добавить лаврушку или гвоздику – чтобы не так горчило. Или что картон из старых книг годится на котлеты… а шлифовальное масло можно использовать вместо растительного… леденцы делать из земли, пропитанной патокой от сгоревшего на Бадаевских складах сахара… из нее же варить повидло…

Ленинградцы опрокинули все расчеты профессора, ему несколько раз пришлось вводить новые коэффициенты, проводить опыты с голоданием, но так и не удалось раскрыть секрет стойкости жителей осажденного города.