Дожить до весны - Наталья Павлищева

– Тебя на казарменное положение переведут, и мы с Павликом одни останемся.

Юрка помолчал, потом сокрушенно помотал головой:

– Вам одним не справиться. Но нам на детские карточки не выжить.

– Прибавили же… – робко напомнила Женька.

– Жень, на вас с Павликом надо пенсии оформлять, а документов нет, ну… похоронка-то у Елены Ивановны осталась. Ты номер части не помнишь?

Женька со слезами на глазах помотала головой:

– Нет. Он на письмах был, оттуда списывали и бабушка, и мама.

Очень хотелось забраться под ворох тряпья, не обращая внимания ни на каких вшей, которыми кишмя кишело все вокруг, заснуть и не проснуться. Но лежать нельзя, если ляжешь, то уже не встанешь, завтра сил больше, чем сегодня, не будет, их не хватит, чтобы сходить за хлебом, за дровами… Пока есть хоть какие-то силы, нужно идти, нужно бороться.

Возможно, они отправились бы в детский дом, но тут случилось нечто, давшее надежду на жизнь…

– Эй, есть кто живой? – послышался от дверей хриплый от простуды мужской голос.

– Дядя Миша! – взвыл Юрка, выбираясь из-под одеяла.

Сделать это быстро не удалось, в кухню успел заглянуть рослый мужчина в полушубке.

– Вот вы где… Как у вас холодно. Чего же печку не растопите, лень?

Он поставил у входа большой вещмешок, шагнул к печке, снимая рукавицы. Огляделся…

– А дрова где?

Юра, который уже выбрался из-под вороха тряпья, поздоровался за руку, как взрослый, кивнул на пару оставшихся от последнего похода досок:

– Вот. Только они не лезут в печь.

– И все? А где бабушка, Вера, мама, девчонки?

Юра мрачно мотнул головой:

– Нету.

– Кто из взрослых есть?

– Никого.

Чего объяснять, разве непонятно, что если они одни, то остальных уже нет?

Дядя Миша и сам понял, глухо пообещал:

– Ладно, я сейчас. – И поинтересовался: – Топор есть?

– Вон там. – Юра кивнул на стоявший у двери топор, поднимать который ему не под силу.

– Ага, уже что-то…

Когда дядя Миша вышел за дверь, Женька поинтересовалась:

– Кто это?

– Бабушкин племянник. Внучатый. Он буерист.

– Кто?

– Ну, до войны на такой штуке по льду ездил, вроде санок под парусом.

– А зачем?

– Спорт это такой. Сейчас он на фронте. Вы лежите, не вылезайте.

Женя и Павлик остались лежать под грудой одежды, наблюдая, как вернувшийся с несколькими обломками досок дядя Миша и Юрка сначала разбивают эти доски, а потом растапливают печь. Дядя Миша снял шапку и полушубок, и Женька увидела, что он совсем молодой, только лицо сильно обветрено и голос сиплый.

Пока возились с печкой, Михаил рассказывал о Ледовой трассе.

– Опасно, аж жуть. Немцы обстреливают, машины в воронки попадают и под лед уходят. Страшней всего, когда из-под воды из проруби еще долго свет фар видно. Видишь, а помочь не можешь.

Женька ахнула:

– Что же они не видят эти воронки, что ли?

– Едут ночью и фары не всегда включают, чтобы светомаскировку не нарушать. И мороз воронки быстро тонким льдом затягивает. Нужно время, чтобы толстый лед встал. Это мы белым все покрасили и днем движемся.

– Куда движетесь?

Михаил стал рассказывать о буеристах.

– Буер, конечно, не полуторка, зато едет куда быстрей и может двигаться днем и ночью. Сначала мы только разведку проводили и немецких и финских десантников уничтожали, потом трассу размечали, воронки обозначали… И сейчас обозначаем.

– Как?

– Флажками и фонарями специальными, которые с самолетов не видно, а шоферам видно. Ну и туда-сюда до Кобоны возим, туда людей, обратно продукты. Буер при хорошем ветре быстро идет, куда быстрей машины. Полчаса до Кобоны.

– Как полчаса?!

– Да. На Ладоге лед гладкий, как зеркало, а ветер сильный. Если умеешь парусом управлять, то быстро летишь. Чтобы немцам нас обстреливать трудней было, мы подальше стали от берега на лед уходить, там еще быстрей. – И вдруг усмехнулся, вспомнив: – Привезли первый раз двух женщин с ребятишками на Большую Землю, развернулись, а они высаживаться не хотят, криком кричат, мол, родненькие, не бросайте посреди озера на верную погибель. Все заберите, хлебушек возьмите, только не бросайте. Мы им объясняем, что вон за вами уже от берега бегут, чтобы в тепло увезти. Они не верили, что уже в Кобоне. Говорят, быть того не может, чтобы вот так быстро из Ленинграда да на Большую Землю. Но нам уже мешки с мукой подвозили на подводах, чтобы обратно в Ленинград доставить. Только тогда и поверили. Старушка спрашивает:

– Часто вы так ездите?

Отвечаем, что по несколько раз в день, только был бы ветер хороший. Для буеристов ничего хуже безветрия нет. Она только головой покачала:

– Каким же мужественным быть надо, чтобы, вырвавшись из ада, туда возвращаться снова и снова.

– А как мы можем не возвращаться, если там голодные люди? Знаете, первый мешок с мукой в Ленинград не машиной привезли, первую машину по пути буер обогнал. Когда-нибудь ему памятник поставят обязательно.

Юрка горячо заверил, что обязательно:

– И шоферам тоже!

– Да, им еще трудней. Машины тяжелые, неповоротливые, это мы можем увернуться и по ветру быстро уйти даже среди сугробов, а они только по расчищенному пути. И те, кто на трассе живут, тоже герои.

– Где живут?

– На трассе много кто живет. Прямо на льду в санях – дежурят, держат пункты обогрева, ремонтируют трассу, размечают. Всяко бывает ведь. Наши вон под лед нырнули, хорошо, что не полностью. А буер тяжелый, не вытащить. И шли последними, помочь некому. Сами-то выбрались, а буер наполовину из-под воды торчит. Пришлось мокрыми до трассы идти за помощью. Но ничего, справились.

– Мокрыми… это вот прямо мокрыми? – осторожно уточнила Женька.

– Прямо мокрыми из воды. Мой друг больше всего жалел, что тулуп испортился и варежки потерялись в воде. Тулуп дед ему в Кобоне подарил, а варежки из Ленинграда прислали как фронтовику.

По кухне поплыло тепло, дядя Миша взялся за свой вещмешок.

– Мне идти надо, забежал на минутку, а задержался на час. Попадет, – сокрушенно помотал он головой. – Я вам немного продуктов привез… В следующий раз больше привезу.

На то, что он достал, было больно смотреть. Женька почувствовала, как желудок сводит судорогой при одном виде появившейся на столе роскоши – две банки тушенки, целая буханка хлеба, сало, завернутое в газету, большая банка перловой каши, пачка галет и что-то еще в коричневом кулечке!