Дожить до весны - Наталья Павлищева

Михаил открыл банку тушенки и взялся за вторую, но Юрка возразил:

– Не надо. Пусть пока останется.

И из первой банки он ничего выложить не позволил, хотя запах у тушенки был умопомрачительный.

– Дядя Миша, если это нам, то надо так.

Юрка взял кастрюлю с водой, аккуратно выложил туда одну ложку тушенки, размешал, от ломтя хлеба, отрезанного щедрой рукой нежданного гостя, оторвал горбушку, поломал на кусочки и тоже отправил в кастрюлю, объяснив:

– Так наваристей будет.

Михаил мрачно наблюдал, как подобравшийся к столу Павлик слюнявит пальчик и осторожно собирает с бумаги хлебные крошки.

– Как же вы выживаете? У нас несытно, но чтоб вот так…

Юрка неожиданно почти счастливо улыбнулся:

– Теперь выживем. Вон сколько еды!

– Знаете что… Сейчас я вас забрать не смогу, у нас буер в починке был и для другого в Кобону детали доставить должен, но через пару недель вернусь и отвезу на Большую Землю. Там найдут, куда пристроить. Потерпите немного. Только обязательно дождитесь, ладно? Весна скоро, но пока лед еще есть, мы будем туда-сюда много мотаться. Или, может, вам лучше в детский дом?

– Нет! Мы дождемся, – твердо пообещал Юрка.

– Ладно, мне пора. – И вдруг позвал: – Юра, возьми кочергу, покажу что-то. – Он порылся в карманах и выложил начатую пачку папирос и остаток шоколадки. – Обменяете на что… Потерпите, миленькие. Через две недели, договорились?

Юрка вернулся скоро, принеся какие-то плашки.

– Дядя Миша подсказал. Бомбой мостовую разворотило, а там не булыжник, а вот такое. Оно горит хорошо, только смолой воняет, но это не страшно. Сейчас еще пойду выковыривать, пока не примерзло и другие не забрали.

– Я тоже! – схватилась за шубейку Женя.

Павлик увязался за ними. Юрка с Женей ковыряли просмоленные плашки, складывали их в сторону под присмотр Павлика, а потом таскали на пятый этаж. Набрали немного, но радовались хоть этому. Просмоленные плашки бывшей мостовой горели медленно и тепла давали немало.

В тот вечер в их кухне было тепло и сытно… сваренный из ложки тушенки и корочки хлеба суп Юрка разделил на два раза, тушенку спрятал в большую стеклянную банку, хлеб в коробку. И все равно они были сыты и довольны жизнью, тем более в коричневом кулечке оказался настоящий сахар! Как же это сладко…

– Хоть патефон заводи! – счастливо смеялся Юрка. И вдруг повернулся к Павлику: – У вас патефон есть?

Тот кивнул.

– Сейчас принесу. Сидите, я сам, – объявил Юра, вооружаясь кочергой.

Вернулся он действительно с патефоном и пластинками, с трудом таща добычу. Объявил:

– Там опять крысы хозяйничают. Надо у дворничихи отраву попросить.

– Она денег потребует.

– Платье вон его мамы отдадим или еще что-то. – И вдруг глаза Юрки загорелись: – Надо было давно барахло на рынок снести! У них этого барахла куча. Глупые люди, голодали, а не продавали.

– Не все могут. Таня вон тоже не могла.

Юрка и Женя перенесли кое-что из богатых соседских шкафов к себе, решив наведаться туда завтра.

Сытый и довольный Юрка вдруг принялся рассуждать:

– Знаешь, мы трудностей-то и не видели. Я не про смерть родных, а вот про такое: попасть в воронку, а потом идти на ледяном ветру за помощью для буера. Вот это героизм! И те, кто на трассе работают, тоже герои. У нас крыша над головой, а у них что?

– Мне шоферов жалко, – вздохнула Женя. – Если машина под лед провалилась, то и шофер тоже?

– Наверное… Одержим победу над проклятыми фашистами, я сам каждого расстреляю. Вот научусь стрелять и расстреляю!

– Я тоже. И не жалко будет ничуточки.

И вдруг неожиданно хмыкнула, словно что-то вспомнив.

– Ты чего, Жень?

– А помнишь, как Чапай выплыл?

Юрка вспомнил не сразу.

Был такой случай. Когда еще было электричество и работал кинотеатр, они отправились в который уже раз смотреть «Чапаева». Не они одни, у любимого фильма зрители знали каждую фразу и финал тоже прекрасно знали, но все равно смотрели до конца, словно что-то могло измениться и Чапаев мог не утонуть.

В кинотеатре холодно, как на улице, только что ветра нет. После каждого сеанса приходилось выносить по несколько трупов – умирали прямо во время фильма и оставались сидеть. Это никого не удивляло и не ужасало, в кинотеатре умереть даже лучше, чем на улице.

В тот раз фильм уже подходил к концу, оставалось Чапаеву только броситься в реку, чтобы утонуть, как вдруг оборвалась пленка. Неудивительно, ее крутили и крутили… В зале установилась тишина. Можно бы и уйти, все равно знали финал, но двигаться не хотелось. Обрыв, видно, был серьезный, надо склеивать, а это время, потому в зале включили свет, словно приглашая к выходу.

И вдруг раздался звонкий, насколько это возможно, девичий голос:

– Товарищи, а Чапай-то выплыл!

От неожиданности зал, уже начавший громыхать стульями, замер, потом раздались голоса:

– Правильно! Выплыл!

В декабре в Ленинграде даже шум какой-то замедленный, но настроение заметно поднялось. Удивительно, но после того сеанса умерших в зале не оказалось, словно выживший Чапаев вернул к жизни и нескольких доходяг-зрителей.

Позже такая мысль пришла в голову и кинематографистам, был переснят финал знаменитого фильма с Бабочкиным, где его герой вопреки всем разумным доводам и логике выплывал и бодро объявлял зрителям, что сделал это, чтобы бить фашистских гадов, прогнать их с русской земли! Конечно, после войны настоящий финал вернули, а тогда… те, кто увидел «исправленный», даже не задумывались, почему это Чапай с фашистами воевать собрался. Главное, что он со всем советским народом!

Юрка согласился с подругой:

– Это девушка тогда правильно сказала, не мог Чапай утонуть, выплыл он.

Патефон сначала поставили согреться, а потом завели. На звуки музыки приплелась дворничиха, удивилась теплу и еде, без сил опустилась на табурет у входа:

– Я тут маленько у вас погреюсь…

– Тетя Валя, хотите супа? – щедро предложил Юрка.

По глазам было видно, что не просто хочет, но умирает от голода, но женщина попросила:

– Налей немножко во что-то, я своим снесу. Толик помирает. Свою карточку соседке отдал, та потеряла, а на мою втроем не протянуть. На что вы-то жить будете? В детский дом надо идти. Там хоть помереть не дадут.

– Нас дядя Миша на Большую Землю отвезти обещал. Он еду принес и дрова нам заготовил. Вон сколько.

Дворничиха посмотрела на плашки, сваленные горкой у печи, рассмеялась:

– Ишь, хитрые какие! А я и не догадалась, дура старая.