Непобедимый. Жизнь и сражения Александра Суворова - Борис Кипнис

Мало этого, Суворов послал Яковлева в Петербург к Потемкину с докладом о наблюдениях, сделанных в Прикаспии во время поездки к Гедает-хану. Яковлев поступил на русскую военную службу, участвовал с Суворовым в кампании 1794 г. в Польше и был уже в чине премьер-майора рекомендован полководцем всесильному временщику князю П. А. Зубову в 1795 г.[440] Такое внимание нашего героя к своим самого простого происхождения помощникам говорит нам, что жизненный опыт научил его высоко ценить не «породу», а преданность служению, от кого бы она ни исходила.

Между тем напряженное ожидание начала похода измотало ему нервы, и Суворов 7 июля жалуется Турчанинову:

Проходит почти два месяца, а воз и ныне там. Бездействие порождает хандру:

Это Суворов пишет Турчанинову уже 27 августа. О дочери вспомнил он тут не случайно, приписав ниже:

Заметим, что стал он нежен с женой и в письме называет ее ласковым, домашним именем – Варюта. Снова мелькнул перед нами не воин, но любящий отец и муж. Кто знает: может быть, будь таких периодов бездействия в жизни его больше, стало бы крепче семейное счастье его?

Через полтора месяца после этого письма провалилась попытка вывезти Гедает-хана в Астрахань[446], уже ранее описанная. А там и осени пришел конец, равно как и надеждам на поход в Персию в столь утомительно протекшем 1780 г. В последние дни дух Суворова столь смутен, что жалуется он Турчанинову на крадущуюся за ним по пятам бедность, вызванную ревностным служением его:

Страшный суд не постиг его, хотя финансовое положение было не столь уж трагично. Просто в том, что касалось доходов, он любил драматизировать. Сказывалась известного рода скуповатость – черта, унаследованная от покойного родителя.

Наступает новый год, а вопрос о персидской экспедиции не движется с мертвой точки. Наш герой в вынужденном своем безделье предается размышлениям о человеке и его судьбе, о желании и необходимости, о службе и о служении, о счастье и о необходимости всякому иметь… покровителя! Философствующий Суворов раскрывается перед нами в письме Турчанинову от 3 февраля (старый стиль) 1781 г.:

Как тонко, оказывается, умеет рассуждать этот генерал, как верно противопоставляет он чувство собственного достоинства – самоблюдению, гордыню – самолюбию. Он прямо заявляет, что человек тесно связан с обществом, в осознании этих связей настоящий человек выбирает путь пожертвования себя обществу, и в этом кроется великодушие человеческое. Он тонко чувствует взаимную связь успеха порученного дела и внутренней свободы и самоуважения исполнителя.

Мы часто задаемся вопросом: «В чем природа военного гения Суворова?» Ниже, в этом же письме, он сам дает нам ответ. Наш герой остро чувствует диалектику жизненного процесса, а в военном искусстве этот процесс выражен особенно концентрированно. Следовательно, понимая диалектику жизни, наш полководец смело привносит этот метод и в свое профессиональное творчество:

Именно такая точка зрения помогает ему, например, видеть печальные последствия системы Фридриха II, которых не видят те, кто абсолютизирует методы прусского короля. Он тонко замечает, к чему привело педантичное требование короля слепо соблюдать строевую формалистику: