Крой тела - Файт Этцольд

Иногда человек просыпается после глубокого, черного, затмевающего все сна, который милостиво помогает забыть происшедшее. Такой сон — брат смерти. Такой сон покрывает ужас воспоминаний и реальности темным лаком забытья. Человек узнаёт накануне, что потерял работу или что у него внезапно умер родственник или хороший друг. Человек постепенно просыпается, и вдруг его настигает воспоминание, как острый скальпель или расплавленная активная зона ядерного реактора.

И ужас, который еще мгновение назад покоился под плотным покрывалом Морфея, вновь становится реальным и поднимается в дьявольском триумфе, как вампир из склепа, лишь на время скованный преходящей милостью сна.

* * *

Девушка по имени Юлия узнала очертания своей комнаты и увидела, как кто-то в ней передвигается. Она почувствовала, что не лежит, а сидит, но не это ее беспокоило. Какая-то непонятная боль пульсировала в левом виске и постепенно распространялась во всей голове.

Но и боль — еще не все. Что-то громоздилось в ее памяти гигантской каменной глыбой, которая держалась на одном тонком тросе, грозившим оборваться в любую секунду. Эта глыба размажет все, что было под ней.

Она широко открыла глаза.

И в одно мгновение все вспомнила. Как Принцесса мяукала и царапала дверь. Лапы. Садовый секатор. Человек в черном…

Ужас пронзил тело, наполнил его с головы до пят — и, не найдя выхода, не смог вылиться в крик: рот Юлии закрывала клейкая лента.

Крик так и остался у нее внутри, ужас бушевал в теле, не в силах вырваться наружу.

Только теперь Юлия поняла, что на ее голове наушники, заметила, что руки и ноги ее словно парализованы. Ее привязали клейкой лентой к тому же стулу, с которого она встала, чтобы впустить кошку. Потом произошло самое ужасное. Теперь она сидела здесь.

Ее взгляд блуждал по комнате.

И тогда она увидела его.

Черного человека.

На нем был черный латексный костюм, перчатки и очки, как у сварщика, так что девушка не могла видеть его глаз. Парадоксально, но это пробуждало в ней искру надежды: если человек маскируется, значит, он не хочет, чтобы его узнали. А это говорит об одном: он может оставить ее в живых. Или нет? И все же к горлу подкатывала тошнота и одновременно страх, что ее вырвет, пока клейкая лента еще закрывает рот. Захлебнется ли она собственной блевотой? Будет ли незнакомец сидеть и с улыбкой наблюдать за ней?

Потом она услышала голос. Низкий, неестественный, он звучал, казалось, в ее голове.

— Мы заключим сделку, — сказал человек и поднялся.

Теперь Юлия поняла, почему голос звучал искаженно, но при этом отчетливо. И почему она не могла услышать ничего другого, словно незнакомец был ревнивым богом, который не терпел других звуков, кроме собственного голоса. Человек говорил в микрофон, который искажал звук и передавал голос в наушники.

— Смотри, — произнес он.

На столе возле ноутбука стояла прозрачная стеклянная бутылка. Юлия растерянно следила за руками мужчины, который вынул носовой платок и бросил его внутрь. За считаные секунды ткань распалась на кусочки и вскоре полностью растворилась.

— Концентрированная серная кислота, — пояснил незнакомец.

Юлии казалось, что он внимательно наблюдает за ней, хотя его глаза и были полностью скрыты загадочными очками.

Никаких глаз и никакой души.

— Ты задаешься вопросом, зачем я тебе это показываю? — Человек говорил без какого-либо волнения или эмоциональных жестов. — Просто я хочу кое-что прояснить. У тебя есть два варианта. — Он взглянул на бутылку. — Вариант первый: я убираю кляп, и ты не кричишь и делаешь то, что я скажу. Тогда все закончится хорошо для нас обоих. — Человек снова посмотрел на Юлию. — Договорились?

Она задрожала и кивнула. Пот заливал глаза.

Незнакомец продолжал:

— Второй вариант: я убираю кляп, и ты кричишь. И тогда я возьму эту штуку, — он постучал пальцем по бутылке с серной кислотой, — вылью на тебя, и твоя голова превратится в кровавый, красно-белый, вздувающийся пузырями шар. — Он снова повернулся к ней. — Так мы договорились?

Юлия в панике кивнула.

— Мы договорились, — сказал мужчина вместо нее и снял клейкую ленту.

Он был на поляне в лесу. Низкие тучи затянули небо серым саваном, буря гнала обрывки облаков над горизонтом.

Из разрывов то тут, то там выглядывала растущая луна, капли дождя падали с неба и сбегали по его лицу, как слезы. Он застыл между деревьями неподвижно, словно окаменел. Словно он был одним из них.

У него перед глазами стояло лицо Элизабет. Он видел красивую живую девушку — и видел ее труп с вывернутой шеей и пустыми распахнутыми глазами. Иногда он видел и то и другое одновременно. Такие же лица он видел в своих кошмарах. Он понимал, что сойдет с ума, если ничего не предпримет. Или он уже спятил?

У него было лишь два варианта.

Умереть и обрести покой.

Или жить ради того, чтобы исправить содеянное.

Спустя час, когда, насквозь промокший и замерзший, Владимир направился к дому, он уже знал, что будет делать.

* * *

У Владимира еще сохранился черный целлофан, в который он заворачивал тело Тобиаса. Целлофан больше не был нужен, потому что Тобиас, распиленный на сотни кусочков, гнил сейчас где-то в канализации. Значит, черную пленку можно использовать снова.

Владимир обернул тело Элизабет и положил на дно ящика в холодильнике. К счастью, она оказалась легче Тобиаса.

Еще ночью Владимир приступил к приготовлениям.

Он украл пару ключей от детского дома из кабинета привратника. Потом прыгнул на велосипед и отправился к дому прежнего директора детского дома — пожилой дамы. Она уже отошла от дел и тратила пенсию на Мальорке, редко появляясь в Германии. Ее дом был в пяти километрах и пустовал уже несколько недель.

Владимиру дом был необходим. На короткое время. Потом он планировал исчезнуть.

И когда-нибудь появиться снова. Этот дом был идеальным местом для него самого и его миссии.

Его священной миссии.

Было уже около трех часов утра, когда Владимир вернулся в детский дом.

Он прихватил один из красных дождевиков, два велосипеда и оставил их у входа наготове.

Потом написал короткое прощальное письмо:

«Я потерял все, что имел. Родителей, сестру и свою жизнь. Поэтому жизнь покидает меня. Владимир Шварц».

Письмо он опустил в почтовый ящик у кабинета директора.

Владимир надел дождевик и отправился на одном из велосипедов к озеру. Второй велосипед он вез рядом. Один он спрятал в кустарнике на западном берегу озера, другой оставил на пляже.