Ожог - Василий Аксенов

Что с вами, товарищ гвардии генерал-майор в отставке? Рези?На помощь, у генерала рези! Какие, еб вашу мать, рези! Я был подвергнутпровокации! Один из тунеядцев, ни слова не говоря, ударил меня ногой в мягкоеместо, другой засунул мне за галстук вот эту десятку – эй, эй, не трогатьвещественное доказательство! – третий перекрестил меня и поцеловал! Меня,марксиста с тридцать седьмого года, осенил клерикальным крестом, поцеловалустами иудушки Троцкого! Товарищи, это враги! Продолжайте преследование, а мыпока с Александром здесь отдохнем. Сашок, домино у тебя при себе?

В обувном магазине на набережной происходила полнаяпереоценка ценностей, иначе говоря, переучет. Продавщицы в мужских галошах набосу ногу метались среди картонных пирамид, визжали, попадая в пытливые рукиревизора, дрожали, как помпеяночки, под обвалами скороходовской затовареннойпродукции. Директор, экзематозный еврей, третьего дня присягнувший в ненавистик Израилю, кряхтя, сопутствовал ревизору в его охоте, изображал плотоядие,похоть, жадное рукоблудие и только лишь шептал сотрудницам: «Девоньки-кисоньки,потерпите за честь предприятия…»

Ревизор оказался лих и ненасытен. На ногах у него ужекрасовались невероятные итальянские туфли, похожие на гоночный автомобиль«Феррари», из карманов торчали каблучки валютных лодочек, через шею болталисьшведские фетровые сапоги, а ему все было мало. Оставив в кабинете директоранедоеденный гигантский эскалоп и битую посуду, ревизор теперь, ухая, ловилпродавщиц, хватал чуткими руками то грудь, то задик, то складку жирка наживотике. Хохоча от полноты жизни, ревизор врезался головой в картонныебаррикады, разбрасывал шнурки, щетки, ваксу, кричал:

– Вот работенка! Врагу не пожелаешь!

Вдруг остановилась потеха – обнаружилось присутствиепосторонних. Три мужских манекена в полный рост стояли в витрине с внутреннейстороны, один слегка притоптывал фирменными сапожищами, а двое другихнедвусмысленно шевелили босыми пальцами.

– Лобковер, непорядок тут у тебя, – укоризненносказал ревизор, отпуская армяночку Муру.

Директор ринулся на посторонние манекены и попросилнемедленно удалиться по причине переучета и во избежание тюремного заключения.

– Две пары белых тапочек за любую цену, – хрипло,но вежливо попросили манекены.

Ревизор, сургучно покашливая, уже приближался к телефону.

– А: мешаете работе финансовых органов. Б: грубите. В:у вас из ширинки торчит денежная купюра. Звоню в милицию!

Затем произошло нечто странное – такого с ревизором еще небыло на ревизорском веку – мгновенное, бескомпромиссное, как во сне, насилие.Всесильный минуту назад ревизор оказался на полу под стальными ягодицаминасильника. Он застонал.

– Не любишь? Не нравится? – ласково спрашивалнасильник.

– Не огорчайся, дружище, прими как компенсацию застрадания, – сказал второй налетчик и засунул ревизору под нос десяточку,ту самую.

– Любите любовь, – услышал ревизор вонючийпрогорклый шепот третьего. – Вы эротический человек, а следовательно,знаете вкус свободы. Примите, мой друг, небольшой гладиолус.

Жуткий, похожий на винтообразный рог горного козла,гладиолус приблизился к лицу ревизора, и он облегченно потерял сознание.

Во второй половине дня под звуки песенки Талисман

по ты пойми ты пойми капитал

город обнаружил в воздухе еще одну розовую купюру

она парила прихотливо и печально

как будто ее хозяин прежде чем открыть дверцу клетки

пустил себе каленую пулю в высокий мраморный лоб

сотни глаз провожали ее полет

но никто не потерял собственного достоинства

С большим достоинством двигалась по набережной и девушкаНаталья – осиная талья – яблочные грудки – глаза-незабудки и ротик-плаксик надплатьем-макси. Издали не сразу и заметишь дрожь оскорбленного тела. Увереннопостукивают каблучки, и пряди отлетают на черноморском ветру, как в хорошемкино. А между тем Наталья барахталась, тонула в пучине беды и смертельнойобиды, цеплялась за последнюю надежду, за циничный, протертый до блеска,полдень юности.

Какая дешевая история – стать жертвой тривиальнейшегообмана, описанного уже сотни раз в мировой и даже слегка и в советскойлитературе! Вызов на киносъемки в Ялту, ссора с родителями, полет, встреча сцветами в аэропорту, машина киноэкспедиции, пьянящий вечер в горбатом морскомгородке… ах, Натали, сейчас тебя представят, сейчас войдет некто таинственный,некто из сумрака «американской ночи», некто в джинсах и грязноватой рубашке, взамутненных очках, как Цибульский, мировой режиссер… огромная сочная киевскаякотлета и водка, рюмка за рюмкой… ах, дали бы девушке мороженого с апельсином…одутловатые синеватые щеки, дешевый пиджак, рублевый галстучек, запах изо рта,еще одна рюмка, и вот уже какая-то комната, а лампочка с потолка летит куда-тоза голову, а наши яблочки схватили какие-то чужие руки и давят, давят… что этовам, мячики, что ли?., и вдруг пронзительный страх за дорогое-любимое, замакси-платье… болезненное раздирание ног, а потом отвратное освобождение,слезливая раскрытость… делайте со мной, что хотите и пихайте в меня то, что вытам пихаете, и чем больше, тем лучше, только ртом вашим не воняйте…

Утром явилась скучная баба с денежной ведомостью, оплатилаей билет, выдала грошовые суточные и билет обратно. Насчет съемок, девочка,ничего не знаю, не мое это дело. Затем возле бедной нашей птичьей головкизадребезжал телефон, и похмельный сорокалетний голос осведомился – проснуласьли «киса»? Не хочет ли «лапа» мотануть через часок на водопад Учансу и ударитьтам по шашлыкам, что, как известно, сближает? Съемки? Насчет съемок ничего незнаю, не моя это епархия. Что-что? Ах ты…

Жить больше нельзя! Ее, красавицу, звезду Текстильногоинститута, без пяти минут манекенщицу, дочь замминистра, теннисистку, фирмачку,какой-то старый, грязный, дешевый… как это они говорят?… ОТОДРАЛ!!! И вовсе нережиссер, неизвестный подонок, но… умелый, надо признать, умелый… даже сквозьпьянь помнишь его работу, так все и сжимается… уф, ненавижу!

Да ладно, нечего мучиться! Подумаешь! Ну, кинула и кинула…как девки говорят – «для здоровья». Не целка ведь! Давно уже мое колечкозакатилось за шкафчик в раздевалке кортов «Динамо». А с гордостью пора ипопрощаться, вот вернусь в Москву и всем дам. Всем, кто просит: и Тольке, иЖорке, и Грише, и Аркадию, и тем двум тоголезам, но прежде всего пойду навстречусоседу, Игорю Валентиновичу, такому же черному и толстому, как вчерашнеенаваждение. И никаких «таинственных в ночи» мне не надо! С этой рестораннойромантикой покончено! Спорт, учеба, энергичный здоровый секс…