Фазовый переход. Том 1. Дебют - Василий Звягинцев

– Что вы выгадаете, сэр, и что рискуете потерять? Я сам по себе для вас опасности не представляю. Но мои слова вас пугают. Вы не привыкли думать в этом ключе. И я мало в чем могу вам помочь лично. Разве что умереть рядом, когда за вами приедут… Как на днях приезжали за русским Президентом.

– А дальше? Вы явно сделали театральную паузу.

– Дальше? Я от имени людей, которые беседовали со мной так же, как мы сейчас говорим с вами, могу пообещать личную безопасность и полную поддержку во всех делах, которые вы сочтете полезными для Америки. Для себя эти люди не хотят ничего… Но это они сломали нашу игру в Москве и спасли русского Президента.

– Так не бывает. У каждого есть какой-то интерес. Большой или маленький, деревенский или глобальный. Один жаждет денег, другой власти, третий – славы! Чего хотят ваши «друзья»?

– Можете верить, можете нет – они на самом деле хотят мира на Земле и чтобы какая-то Америка не диктовала ни одному человеку, как ему жить, кого любить и во что верить.

– Идеалистический абсурд! – не сдержавшись, фыркнул Ойяма. – На самом деле, простыми словами, – они хотят, чтобы Россия заняла место США. Иначе просто не бывает. И вообще, кто, наконец, эти люди? Близкое окружение русского Президента или некое, теперь уже их «теневое правительство». «Двенадцать славянских мудрецов»?

– Иногда эти люди называют себя «Комитетом защиты реальности». И никакого отношения к властям России они не имеют. Я вообще сомневаюсь, имеют ли они отношение к этому миру. Но могущество их велико. Разве вы сами не убедились еще?

– Забавно, – едва слышно пробормотал Ойяма. Как там было написано в гексаграмме «Тай»? «Малое отходит, великое приходит. Городской вал опять обрушится в ров. Не действуй войском. В своем городе изъявляй свою волю! Упорство приведет к сожалению». – Вы говорите абсурдные вещи, Лерой. Однако отчего-то мне хочется вам верить. Возможно, потому, что Конфуций сказал почти то же самое. Но все же каким образом эти люди смогут мне… нам помочь, защитить нас и избежать при этом даже подобия гражданской смуты?

– От вас требуется только решительность на пути, который, я полагаю, вы уже избрали сами. Без моей подсказки. А пока вы будете идти по лезвию меча над пропастью, вас осторожно поддержат. И ничего больше. Ни клятв, написанных кровью, ни даже инструкций вроде тех, что наши послы раздают правителям союзных и дружественных нам государств. Просто помощь и защита от превратностей жизни. Еще раз прошу обратить внимание, эти люди – сами по себе. Договариваться о чем-либо и заключать пакты вам придется с русским президентом и его министрами. Если сохраните свой пост и голову, конечно.

Лютенс посмотрел на часы.

– О! Уже почти семь. Мне кажется, имеет смысл включить телевизор. Что еще интересного придумали ваши враги? Вдруг вы уже низложены?

– Ну и шутки у вас. Но я не против. Включайте.

Мелькнула заставка новостной программы, на экране появилась дикторша, обычно сравнительно миловидная для природной американки, но сейчас непонятно взъерошенная и даже перепуганная. Сразу было ясно – случилось нечто экстраординарное. Русские нанесли превентивный удар? Но тогда президенту доложили бы раньше…

– Страшная и необъяснимая катастрофа! – частила девица, сбиваясь и проглатывая отдельные слова. – Пятнадцать минут назад вертолет главы администрации президента США Кейтлин Мэйден взлетел из Вашингтона и, по дошедшей до нас информации, направился в Кэмп-Дэвид, где сейчас находится господин президент. Спустя четыре минуты, по словам очевидцев, он неожиданно изменил направление полета на прямо противоположное, теряя высоту прошел над набережной Потомака и врезался в опору Арлингтонского моста. После мощного взрыва обломки упали в воду реки. Данных о количестве жертв среди пассажиров проезжавших по мосту автомобилей пока нет, но, по словам очевидцев, вертолет полностью уничтожен взрывом. Вряд ли кто-нибудь мог в нем уцелеть даже при огромном везении. Через несколько минут мы покажем первые снимки с места катастрофы. Официальных данных от полиции пока не поступало. Оставайтесь с нами…

Лютенс щелкнул кнопкой, вопреки просьбе дикторши выключая телевизор. Вот значит как. Получается, Ляхов за два с лишним часа знал о предстоящем? Или догадывался. Он ведь как сказал: «В девятнадцать часов включите новости. Может случиться нечто весьма неожиданное…» Именно так должны говорить ясновидящие, пифии, кассандры, дельфийские оракулы. «Может случиться». А может и не случиться. В любом случае едва ли «куратор» лично приложил к этому руку. По нормальным человеческим меркам подготовить теракт против одного из высших должностных лиц государства так быстро едва ли возможно. Надо было бы иметь своих людей в окружении именно Кейтлин, способных и готовых подложить бомбу и при этом самим остаться на земле. Простого авиатехника или охранника сагитировать на такое достаточно затруднительно, даже за хорошие деньги.

Впрочем… Ляхов и его сотрудники, умея дистанционно, за много тысяч километров, включаться в линии связи, могут, пожалуй, точно так же отключать системы управления самолетов и вертолетов. Но если да – то зачем им сейчас ЭТО?

– Что такое? – с побелевшим лицом повернулся Ойяма к Лютенсу.

– Понятия не имею, сэр. Но, кажется, она сказала, что «у вас нет трех дней»? Сработал принцип «Не рой другому яму»? Или вмешалась богиня Аматерасу, защитив своего отдаленного потомка?

– Это не она, это Блэкентон… – машинально ответил Ойяма. – Кажется, ваши шутки сейчас не совсем уместны.

– А кто сказал, что это шутки? Ну, о мисс Блэкентон сообщений пока не поступало. Подождем. А разве вы приглашали Мэйден сюда?

– Нет…

– В России говорят – незваный гость хуже татарина. А с татарами в старые времена в России происходили очень интересные вещи. Начиная с тринадцатого века по шестнадцатый… Я вам потом расскажу.

Волович почувствовал, что сознание возвращается к нему. Это было странное ощущение. Совсем не то что обычное пробуждение от сна, даже самого крепкого. Там все равно сохраняется некоторая связь с реальностью, пусть и искаженная. А сейчас он буквально выплыл из небытия, ничем не отличавшегося от смерти, как ее обычно описывают. Нихиль[102], и ничего больше.

И первое, что он ощутил из обычных человеческих чувств, – не стыд, а какую-то совершенно невыносимую досаду, обиду на весь окружающий мир, столь несправедливый к нему – только что посуливший новую прекрасную жизнь, а вместо этого… Вдруг всплыла в памяти фраза-команда из любимого с детства «Швейка»: «Бросьте его в сортир!»

Да, запах был тот самый…

Потом вдруг смутно увидел жесткое и презрительно-ненавидящее лицо Ляхова, цедящего страшные слова. Потому страшные, что раскрывалась в них истинная суть Михаила, и ни одно оспорить было невозможно.