Месть базилевса - Николай Бахрошин

Сам базилевс и окружающие его ромеи, увлекшись зрелищем, начали подбадривать бойцов криками. Воины дружины, лучше понимая, что происходит, хрипло смеялись и во весь голос славили богов-ассов.

Настоящий бой… Куда красивее, чем настоящий… Тела втянулись как в пляску в особый боевой ритм, а стук и лязг топоров были мелодией.

Потом щиты были отброшены, противники остались с одними секирами в руках. Схватка пошла еще быстрее, теперь защита бойцов – только скорость.

– Слушай, мне уже надоело, жарко все-таки! – быстро шепнул Любеня старшему брату, когда они сошлись почти вплотную, ударившись древками.

– Можешь падать, Сьевнар, – так же неслышно ответил Гуннар, когда снова сошлись.

– А почему я?

– Я же конунг! Политика, брат…

Он отпрянул в сторону, чуть присел и нанес длинный, загребающий удар снизу. Любеня, перепрыгивая его топор, сделал вид, что запнулся, перевернулся через голову, покатился. Гуннар кинулся на него.

– Руби его! Руби до конца! – в азарте выкрикнул Юстиниан.

Топор Гуннара обрушился. Прямо на голову лежащего, на миг показалось всем. Но – почти на голову! Топор воткнулся в прибрежную гальку в пальце от уха полича.

Косильщик подал руку младшему брату, помогая подняться. Обернулся к правителю, прищурил светлые, шальные глаза, виновато развел руками:

– Я промахнулся, базилевс. Извини меня…

Юстиниан молчал. Придворные и командиры тоже замерли за спиной, ожидая.

Автократор помолчал еще, воткнувшись темными, непроницаемыми глазами в главаря варваров. И вдруг хохотнул:

– Хорошо, конунг, ты развеселил меня… А я слышал, что воины севера всегда рады умереть в бою.

– Это так, базилевс, – Косильщик спокойно выдержал его взгляд. – Смерть в бою – удел доблести. Но даже воины севера не делают из смерти забаву.

Свита тоже, как по сигналу, оживилась и заговорила. Наперебой, громко, чтоб долетело до ушей базилевса, восхищались силой и быстротой северян и невиданными приемами боя.

– Хорошо, конунг, – повторил Риномет. – Я доволен! Сегодня в моем походном шатре будет накрыт стол для командиров дружины севера. Остальные воины получат мяса, хлеба и вина вволю. Пусть празднуют!

Он повернулся и пошел прочь. Свита предупредительно расступилась и снова сомкнулась за его спиной.

– Ну и как тебе показался правитель ромеев? – спросил Любеня старшего брата чуть погодя.

– Доволен. Как ребенок, который получил новую куклу.

– Только сдается мне, этот ребенок любит ломать свои куклы.

Косильщик задумчиво усмехнулся, почесывая большим пальцем щеку…

– Стратиг Григорс!

– Я здесь, базилевс!

– Слушай меня, стратиг. Ты – мореход, торговец, знаешь многие языки. Понимаешь ли ты язык северных варваров?

– Немного, базилевс.

Григорс запнулся, но все-таки побоялся уточнить, что это его «немного» очень близко примыкает к словам «почти ничего». А вдруг автократор решит, что стратиг флота из него никуда не годный? Без того в его должности нет пока смысла, кроме почета, кораблей-то у автократора почти нет. Вроде бы четыре драмона уже идут к Юстиниану от берегов Опсиниона, еще одна эскадра, из пяти кораблей, колеблется, но почти согласна поднять штандарт Ираклидов. Но поднимут ли… А большинство флота империи вообще в Средиземном море, собраны как кулак, нависший над землями арабов-мусульман. По слухам, флотские не собираются выступать на стороне ни одного из базилевсов, а просто выжидают, кто возьмет верх.

Словом, если стратиг Григорс может быть полезен правителю, значит, он расшибется как лбом о камень, но будет полезен! За спиной и так шепчутся злые языки – стратиг флота без кораблей, флотоводец из грязной портовой лужи…

– Ты – мореход, и северные воины – мореходы, – продолжил Юстиниан. – Я думаю, ты найдешь, о чем говорить с ними, стратиг. Мой тебе приказ – сблизься с ними. Пей с ними вино, это их вонючее пиво… Да хоть бычью мочу с ними пей! И докладывай мне об их мыслях и настроении, ты понял меня?

– Понял, автократор… – подтвердил Григорс. По привычке чуть не добавил: чтоб мне срать морскими ежами, но вовремя спохватился. Так ляпнешь, разгневаешь ненароком, потом придется и чем похуже… срать!

– Разреши спросить тебя, базилевс…

– Разрешаю.

– Я, конечно, все выполню, что ты приказал… Буду пить мочу и спать с ними в грязных лужах, раз это нужно… Но почему бы не подкупить кого-нибудь из северян? Золото способно на многое, трудно представить, на что оно не способно… Есть же среди солдат такие, которые регулярно докладывают о других тайной службе. Почему такое не может быть среди варваров?

– Ты правильно рассуждаешь, стратиг. Я доволен! – Базилевс милостиво, но больно хлопнул его по плечу костистой рукой. – Найди такого человека среди северян. Сделай это!

– Слава великому базилевсу! – отозвался стратиг.

Стратиг Григорс… Звучит торжественно, как гимн Вседержителю!

Евдаксион до сих пор привыкал к собственному возвышению, еще не мог выбрать нужный тон в общении с нижестоящими, балансируя от слишком фамильярного до надменного. Но страх уже появился. Липкий, холодный страх потерять все, от которого вскрикиваешь ночами…

Успокаивало одно: судьба… нет, конечно же, Господь Всемогущий знает, кто достоин взлета и почестей, даже если сам человек еще не знает этого про себя.

А он, Евдаксион Григорс, догадывался, между прочим! Шевелилось в глубине души смутное, подспудное чувство, что остальные люди перед ним, глыбой ума и достоинств, как суетливые муравьи перед гранитным утесом.

Эх, людишки, людишки…

Море набегало на берег, монотонно шуршало волнами, без конца облизывало кромку гальки, как собака, что никак не расстанется с дочиста обглоданной костью. Стемнело, но ночь все равно не освежала. Тепло, даже жарко. Любеня, пошатываясь, зашел по колено в воду, долго плескал в лицо, разгоряченное выпитым. Набегавшие волны тут же начали с ним заигрывать, тянули из-под подошв мелкие камешки, насмешливо плевались пеной.

Он подумал: надо бы сказать что-то доброе божеству здешнего моря, Понта Евксинского, по-ромейски. Только ничего в голову не приходило, кроме обычного – спасибо тебе. А кому? Северными морями правит подводный великан Эгир, что варит в огромном котле крепкие бури, в полноводных реках его родных земель хозяйничает Водяной Дед, своенравный и непредсказуемый. А здесь кто хозяин?

Кто-то другой, наверное. Как все здесь, в южных краях, другое. Ночь – темнее, вода – теплее, краски – ярче, а небо – выше. Пришло вдруг в голову: здешний бог без того один, а еще и забрался так высоко, что людские просьбы и жалобы наверняка не слышно. Надо полагать, поэтому ромеи и строят ему такие высокие и красивые храмы. Хоть так привлечь внимание божества. Докричаться…