Разгадай меня - Тахира Мафи

— Ты полная идиотка, — говорит он, но я продолжаю смотреть на Уорнера. А он оглядывается по сторонам с таким видом, как будто только что увидел привидение. Он часто моргает, протирает глаза. Он смущенно смотрит на собаку, как будто думает, что, возможно, это маленькое животное каким-то образом умудрилось его заколдовать. Он вцепляется здоровой рукой себе в волосы, лохматит их, портя идеальную прическу, и широким шагом удаляется, причем так стремительно, что я не успеваю уследить за ним взглядом.

— Что, черт возьми, с тобой стряслось? — спрашивает меня Кенджи. — Ты вообще меня когда-нибудь слушаешь? Ты спятила?!

— Что ты только что сделал? Почему он не… Боже мой! — выдыхаю я и осторожно смотрю на себя.

Я полностью невидима.

— Да всегда пожалуйста, — огрызается Кенджи и увлекает меня прочь с моего места. — И говори потише. Если ты невидима, это еще не означает, что никто тебя не слышит.

— Ты умеешь это делать? — Я пытаюсь отыскать его лицо, но мне кажется, что я разговариваю с воздухом.

— Да, это называется — умение управлять своими способностями, помнишь про такое? Разве Касл тебе ничего до сих пор не объяснил? — спрашивает меня, словно готов еще раз все подробно изложить мне самостоятельно, чтобы иметь возможность со спокойной душой орать на меня. — Не все так могут — у всех разные способности, но, может быть, ты пока перестанешь быть полной дубиной, чтобы выжить, и тогда, возможно, я когда-нибудь чему-то научу и тебя.

— Ты вернулся за мной, — говорю я, стараясь поспевать за ним и не чувствуя абсолютно никакой обиды за то, что он сердится на меня. — Но почему ты вернулся?

— Потому что ты полная дубина, — повторяет он.

— Я знаю. Прости. Я не удержалась.

— А надо было, — сердито бубнит он, дергая меня за руку. — Теперь придется бежать, чтобы наверстать упущенное время.

— Но почему ты вернулся, Кенджи? — снова спрашиваю я. Его злость на меня не действует. — Откуда ты знал, что я до сих пор здесь?

— Я за тобой наблюдал, — признается он.

— Что? Что ты…

— Я наблюдаю за тобой, — нетерпеливо поясняет он. — Это часть того, чем я занимаюсь. Я делал это с самого первого дня. Я записался добровольцем в армию, чтобы попасть к Уорнеру только из-за тебя. За тобой меня Касл и послал. Ты была моим заданием. — Он произносит все это быстро, резко, без эмоций. — И я тебе все это уже говорил.

— Подожди, что ты имеешь в виду — наблюдаешь за мной? — Я колеблюсь, тяну его за невидимую руку, чтобы немного замедлить темп его бега. — Ты повсюду следуешь за мной? Даже сейчас? Даже в «Омеге пойнт»?

Он отвечает не сразу, потом нехотя говорит:

— Ну, что-то вроде того.

— Но зачем? Я же уже здесь. Твое задание выполнено, разве не так?

— Мы уже об этом говорили, — продолжает он. — Помнишь? Касл хотел лично убедиться, что с тобой все в порядке. Он велел мне не сводить с тебя глаз. Ничего серьезного, конечно. Просто надо быть уверенным в том, что у тебя не произойдет какого-нибудь нервного срыва и так далее. — Я слышу, как он вздыхает. — Тебе пришлось многое пережить. И он немного волнуется за твое состояние. Особенно сейчас, после всего того, что произошло. Ты выглядишь неважно. У тебя такой вид, словно ты готова броситься под танк.

— Я бы никогда не стала делать ничего подобного, — отвечаю я, одновременно размышляя, а правду ли я сейчас говорю.

— Ну да, — говорит он. — Как скажешь. Я просто констатирую факты. Ты занимаешься только двумя вещами: либо хандришь, либо вы лижетесь с Адамом. Должен сказать, я предпочитаю, чтобы ты хандрила…

— Кенджи! — Я почти выдергиваю свою ладонь из его сжатой мертвой хваткой руки. Он еще сильней стискивает пальцы.

— Не дергайся, — резко бросает он. — Нельзя этого делать, тогда разорвется связь. — Он тащит меня через открытое пространство. Мы уже отбежали достаточно от зданий, и здесь нас никто не может услышать, но все же мы пока находимся далеко от заданной точки, а потому не можем считать себя в безопасности. К счастью, снега на земле почти нет, так что следов за собой мы не оставляем.

— Не могу поверить, что ты шпионил за нами!

— Я за вами не шпионил, понятно? Проклятие! Успокойся. Да вы оба должны успокоиться. Адаму, конечно, все было известно, и он много чего мне высказывал.

— Что? — Теперь наконец кусочки мозаики начали складываться вместе. — Так вот почему он так злился на тебя за завтраком тогда в столовой?

Кенджи немного замедляет ход. Набирает в легкие воздух, медленно и шумно выдыхает.

— Он подумал, что я, так сказать, пользовался этой ситуацией. — При этом он произносит слово «пользовался» так, как будто это ругательство какое-то. — Он думает, что я становлюсь невидимым, чтобы посмотреть на тебя голую или что-то в этом роде. Послушай, я вообще тут не при делах, ясно? Он просто на этом пунктике чокнулся. Я же просто делаю свою работу — и все.

— Но ты же не такой, да? Ты не старался подглядеть за мной голой, и все такое?

Кенджи фыркает и чуть не задыхается от смеха.

— Послушай, Джульетта, — сквозь смех говорит он, — я же не слепой, верно? Но это просто физиология, ясно? Да, ты очень сексуальна, и костюм твой прекрасный, тот самый, который ты постоянно носишь, твоей фигуры не скрывает. Но даже если бы не было этого твоего постоянного «я тебя убью, если ты меня коснешься», могу честно сказать, что ты не в моем вкусе. И что самое важное, я же не извращенец какой-то, — добавляет он. — Я серьезно отношусь к своей работе. Мне приходилось делать в этой жизни черт знает что, и думаю, что люди уважают меня за многое. Но твой парень Адам немного ослеп и ничего не видит вокруг дальше собственных порток. Может быть, тебе стоит над этим потрудиться.

Я опускаю глаза и некоторое время ничего не говорю. Потом начинаю:

— Не думаю, что тебе придется снова беспокоиться на этот счет.

— Черт! — вздыхает Кенджи, словно поверить не может, что сейчас ему снова придется выслушивать проблемы моего романа. — Я попал в тему, да?

— Идем дальше, Кенджи. Нам не надо вообще об этом разговаривать.

Он немного раздражен, я это чувствую даже по его дыханию.

— Нет, мне, конечно, не все равно, что ты переживаешь, — говорит он. — Я же не хочу наблюдать за тем, что ты пребываешь в депрессии. Просто жизнь и так перевернулась с ног на голову, — напряженно продолжает он. — И мне надоело смотреть на то, что ты попросту увязла в своем маленьком мире. Ты ведешь себя так, будто все остальное — все, что мы делаем, — это просто какая-то шутка, все понарошку. Ты ничего не принимаешь серьезно…

— Что? — перебиваю я его. — Это неправда. Я серьезно отношусь…

— Чушь собачья. — Он сердито и отрывисто смеется. — Ты просто сидишь сиднем и размышляешь о своих чувствах. А ведь у тебя проблемки. Да-да, самые настоящие. Твои родители ненавидят тебя, и это тяжело принимать, и тебе придется носить перчатки всю оставшуюся жизнь, потому что ты убиваешь людей своим прикосновением. Но кому до этого какое дело? — Он тяжело дышит, но я разбираю его слова. — Насколько я понимаю, у тебя есть пища, есть одежда и даже есть куда сходить облегчиться, когда приспичит. Это не проблема. Это роскошная жизнь. И я был бы тебе весьма благодарен, если бы ты немного выросла и перестала ходить с таким видом, будто мир успел нагадить тебе и испортить твой последний рулон туалетной бумаги. Потому что это глупо, — заключает он, едва сдерживая свой гнев. — Глупо и неблагодарно. Ты даже не представляешь себе, что сейчас приходится переживать остальным людям. Понятия не имеешь, Джульетта. Но тебе, похоже, тоже наплевать на всех.