Океания. Остров бездельников - Уилл Рэндалл

Только тут у меня в памяти всплывает совет Уоррена: «Держи подлеца за ноги, потом оттяни ему шею и сверни ее. Яйца выеденного не стоит».

Да уж!

Я наклоняюсь и хватаю уже взлохмаченного цыпленка, который пытается улизнуть под шумок все возрастающего веселья.

Так. Я переворачиваю его вниз головой.

Тяну столь настырно, будто от этого зависит мое будущее (и уж точно будущее цыпленка), опасаясь, что у меня окажутся недостаточно длинные руки. Птичья шея растягивается как резиновая кишка. А потом я вдруг ощущаю слабый треск. Осторожно отнимаю руку от жертвы и, подняв птицу, встряхиваю ее в поисках признаков жизни. «Мертв, определенно усоп», — с облегчением думаю я.

— Так что все это довольно просто. Никаких проблем. Видите? А потом вы его подвешиваете. — Мои объяснения выдержаны в стиле телеведущего кулинарной программы. При этом я закидываю петли на лапы цыпленка и подвешиваю его на веревку. — Теперь его надо оставить в таком положении на десять минут. Тогда кро…

И вдруг к своему ужасу, не веря собственным ушам, слышу, как за моей спиной хлопают крылья. Напрасно я встаю на цыпочки и раскидываю руки в разные стороны, пытаясь заслонить от глаз собравшихся происходящее. Однако мгновенно все затихает. И я сажусь, обливаясь потом.

— Потом вы окунаете его в воду, на мгновенье. Мы же не хотим, чтобы цыпленок сварился, ха-ха-ха!

По прошествии десяти минут, следуя своим словам, окунаю птицу в котел и тут же вытаскиваю ее, словно в кипятке оказалась моя собственная рука. К моему неимоверному облегчению, цыпленок по-прежнему мертв.

— А затем его надо ощипать. — Перья выдергиваются с поразительной легкостью. — Потом надо вытащить внутренности. Ну, все ясно?

— Положим, ты показать нам это, — ухмыляется Стэнли, к которому я уже начинаю испытывать настоящую ненависть.

Подробно описывать следующую стадию операции не имеет смысла. Достаточно сказать, что по прошествии нескольких часов я уже по локоть, да что уж там — по колени в крови. Чтобы умыться, направляюсь к ручью, оставляя за спиной настоящее побоище.

Я пытаюсь оттереть липкую грязь. «Неужели больше никогда не отмыть мне этих рук дочиста?»

— Так, теперь все в порядке? — интересуюсь я как ни в чем не бывало, вернувшись.

Стэнли обозревает тушки, и, судя по всему, они производят на него должное впечатление.

— А теперь мне надо заняться расчетами. Надеюсь, вы справитесь без меня? — осведомляюсь я и ухожу, прежде чем кто-нибудь успевает задать еще какой-нибудь вопрос.

Позднее, сидя за столом у своего дома и забаррикадировавшись бухгалтерскими книгами, я наблюдаю за поселянами. Одни бродят кругами, точно алкоголики, пытающиеся вытащить пробку из бутылки, перетаскивая тушки, — это единственное, на что они способны. Другие подвешивают цыплят на веревку, и издали те напоминают носовые платки, вывешенные на просушку. А третьи, что стоят еще дальше, снимают их с веревки и окунают в закопченный котел. Когда какой-нибудь цыпленок начинает верещать и хлопать крыльями, погружаясь в кипяток, я затыкаю уши. Женщины, сидя на берегу и погрузив ноги в теплые волны, ощипывают цыплят, и время от времени ко мне прибоем относит коричневатые перышки. К полудню первая партия уже готова, и каноэ вновь отплывает в сторону Мунды.

— Миссис, которая Гарольда, будет взвешивать. Говорит, что не хочет покупать маленьких. — Менеджер по доставкам Кисточка выглядит чрезвычайно встревоженным.

Я вынужден признать, что у нескольких цыплят довольно жалкий вид. Сначала я решаю впрыснуть в них воду с помощью одноразовых шприцов, что, как мне известно, довольно широко применяется в Англии, однако затем предлагаю, чтобы упаковщицы нашпиговали их льдом, просто для того, чтобы они не испортились. Однако, к несчастью, миссис Гарольд со своими нарисованными бровями появляется мгновенно и требует, чтобы мы вытащили из птиц лед, прежде чем она начнет их взвешивать. (В следующий раз я осмелюсь показаться в ее магазине только через несколько месяцев.) И все же соглашается взять птиц по сниженной цене.

Позднее мы, абсолютно счастливые, стоим вокруг сундука. Все двести птиц проданы, и мы получили приличный доход. Деньги положили на общий счет деревни, и Кисточка разгуливал с квитанцией, пихая ее всем под нос. Дивно, но, несмотря на все усилия черного кота, в растаявшем льду плавают еще два мешка с цыплятами.

Они оказываются восхитительными на вкус. Эллен готовит их вечером с ямсом в поддоне двигателя, и мы поедаем их с огромным аппетитом. Я с улыбкой раздаю пищу своим друзьям, устроившимся на двух скамьях перед моим домом. И пока Смол Том благословляет нашу трапезу, смотрю на спокойные воды залива. Под темнеющими тенями деревьев исчезают последние белые перышки. Я прикрываю глаза рукой, и мне кажется, что в лучах золотисто-розового солнца виднеется чья-то фигура.

— Капитан, сэр! — Я салютую и замечаю тень улыбки на его лице, прежде чем он разворачивается и, сложив руки за спиной, исчезает во тьме.

Как раз в тот самый момент, когда в этой истории стало недоставать злодея, он выступил из тени и подошел ко мне с широкой улыбкой. На нем изящный европейский костюм, который плохо сочетается с местным сельским антуражем. Синяя рубашка, расшитая блестками, заправлена в клетчатые брюки из тех, которые любят носить полные игроки в гольф. На ногах — мультяшные носки и белые туфли из мягкой кожи. Глаза прикрыты темными очками, которые он не снимает, даже протягивая руку. Пожимая ее, ощущаю его вялое рукопожатие.

— Я слышал, что у нас общий интерес к пернатым, — со сдавленным смешком произносит он на идеальном, практически без акцента, английском языке. — Позвольте представиться, мистер Уильям. Меня зовут Банни. Я сын Старого Иезекииля. Для меня большая честь познакомиться с вами. Мы страшно рады вашему приезду. Мы, бедные островитяне, сможем многое у вас почерпнуть.

Казалось, он купается в своем притворстве, хорошо сдобренном сарказмом. Несмотря на легкое веселье, которое вызывает у меня его имя — так обычно называют кроликов, — я тут же ощущаю жгучую неприязнь по отношению к этому человеку. А когда он начинает щелкать пальцами, мне удается прочитать надпись на его перстне из фальшивого золота, который он горделиво демонстрирует, — «Жри дерьмо».

— Идемте же, побеседуем. Нам есть что обсудить.

Он берет меня за руку, что было присуще островитянам, когда они пытались вступить в доверительные отношения. Бок о бок мы идем к скамейке, стоящей в тени огромного сумаха, и я с трудом сдерживаю желание вырвать у него свою руку и ускорить шаг. Он отталкивает в сторону мальчугана, оказавшегося у нас на пути, и вытирает предполагающееся мне место.

— Пожалуйста, — облизывая губы, произносит он. — Позвольте я вам расскажу о себе.