Вояж по-турецки - Анна Лерина

были уже заняты гостями отеля. На двух из них на небольшом удалении от моря возлежали дамы в ярких купальниках с цветочным рисунком. Широкополые шляпы закрывали их лица. Тела дам блестели, очевидно, намазанные каким-то средством для загара. Оставалось только порадоваться за женщин, обладавших столь неукротимым оптимизмом, что привезли с собой в чемоданах все эти атрибуты пляжного отдыха. Лично я к неожиданной встрече с летом оказалась совершенно неподготовленной. Хорошо ещё, что в наших вещах оказались купальные принадлежности для посещения спа и легкие домашние шорты.

Один из шезлонгов, расположенных непосредственно у воды, с трудом вмещал грузного лысеющего мужчину в интенсивно-бирюзовых плавках. В руках у него был журнал со спортивным мотоциклом на обложке. Когда мы с Севкой вышли на пляж, мужчина как раз переворачивался, отдуваясь, на другой бок, отчего шезлонг под ним с одной стороны глубоко погрузился в мокрый песок.

– Дядя сейчас упадёт, – громко отметил мой сын.

– Не выдумывай, не упадёт, – сказала я, после чего послала Севке осуждающий взгляд и шёпотом дополнила: – И прекрати уже комментировать всё, что видишь, это не всегда прилично.

– Всё, упал, – не слушая меня и не снижая громкости, удовлетворённо констатировал мой несносный ребёнок, глядя на мужика, накрытого теперь полосатым матрацем и припечатанного сверху сломанным шезлонгом.

Мужчина довольно ловко для его комплекции выбрался из-под завалов, но принялся отчаянно материться, подзывая кого-нибудь из персонала и отряхивая от мокрого песка попеременно то свой выдающийся живот, то потемневший от контакта с водой журнал о мотоциклах.

Чтобы не слушать этот филологический шедевр, я поспешила увести сына в дальний угол пляжа, прихватив с собой легко скользящий по песку шезлонг.

В море Севка всё же забрался. Правда, совсем ненадолго и с пронзительным визгом, но это не помешало мне теперь считать его немножко героем. Сам он был определённо горд собой и растянулся сохнуть прямо на песке. К нему немедленно подбежал непонятно откуда взявшийся лабрадор и принялся обнюхивать и облизывать, проявляя самые дружелюбные намерения. Восторженный Севка вскочил, потрепал пса за ухом и стал носиться с ним по пляжу. Оба выглядели абсолютно счастливыми. Я потянулась на шезлонге и закрыла глаза.

– Мам, меня эти две тётки похвалили! – заорал сын, и я вынырнула из охватившей меня дрёмы.

– Да? – я пыталась сообразить, где нахожусь. – А, поняла, за твоё купание.

– За купание. Сказали, что я этот, как его…

– Морж? – предположила я.

– Точно! Они так сказали. Вон те, в цветочках. – И ребёнок показал пальцем в сторону входа на пляж.

– Здорово, значит, ты их впечатлил. Где же твой новый друг? – спросила я, оглядываясь и не замечая нигде собаки.

– Бруно? Он убежал.

– Это ты его так назвал? – засмеялась я.

– Нет, что ты, мам. Его хозяин позвал, он и убежал сразу. А я услышал. Мам, а мы когда заведём собаку? Я вот такого же хочу, как Бруно.

– Заведём обязательно, – вздохнула я, всю жизнь мечтавшая о собаке. – Как только ты повзрослеешь достаточно, чтобы помогать мне, а не как ты обычно делаешь. Ты же сам сейчас как стая хаски. Разрушений от тебя примерно столько же.

– Всё время один и тот же ответ, – демонстративно обиделся Севка.

Я посмотрела в телефон, затем на удалявшихся с пляжа последних посетителей и, спешно спрыгивая с шезлонга, сказала сыну:

– Сев, скорее одевайся и бежим. Полчаса до конца обеда осталось.

Ребёнок принялся натягивать футболку, а я, на ходу застёгивая шорты, спустилась к морю, чтобы дать шанс прохладной волне захлестнуть на мгновение мои нагретые на солнце ступни. Подавив визг, когда это наконец случилось, я с улыбкой обернулась, чтобы помахать сыну. С этого ракурса был виден дикий участок пляжной полосы, отделённый от нашего отельного отрезка естественной преградой из россыпи валунов.

Там я с удивлением заметила Алисию Хан, сидевшую на камне и смотревшую на море.

«Уже в который раз, – подумала я, – а сегодня в дополнение ещё и пренебрегая любезно предоставленными отелем средствами комфорта. Эта девушка определённо предпочитала полное и нерушимое уединение».

Всю прелесть полного уединения ощутила и я, когда отправила Севку после обеда навестить его любимую няню-бармена. Ребёнок рассчитывал снова получить от неё порцию горячего шоколада с зефирками, и я была отчего-то уверена, что Гюльсерен оправдает его надежды.

Я растянулась на кровати и закрыла глаза, ожидая, что спасительный послеобеденный сон придёт сам собой. Однако организм решил, судя по всему, сыграть со мной злую шутку. Спать пока не хотелось совершенно. Возможно, причиной тому были минуты дрёмы на пляже.

Поворочавшись с четверть часа и приняв на пробу с десяток поз, пригодных для сна, я решила не мучить себя бесцельно и для начала занять чем-нибудь спокойным свой мозг. А там, глядишь, и удастся заснуть, рассудила я.

Я привычно свесилась с кровати и притянула за ручку кресло с наваленной на нём кучей всевозможных вещей. Пошарив в недрах этой кучи в поисках английской книжки, по обыкновению одолженной в обменной библиотеке отеля, я наткнулась вместо неё на какую-то стопку бумаг. При ближайшем рассмотрении бумаги оказались Севкиными рисунками. Это, пожалуй, было в самый раз.

Я лежала и спокойно, с удовольствием рассматривала произведения своего ребёнка. Всё же Гюльсерен большая молодец, что нашла способ усадить Севку за рисование. Это же надо, придумать целевым заданием новый дизайн персонажей его любимой компьютерной игры. Оказывается, это так просто. А я всё время тщетно подсовывала Севке обучающие детские журналы со схемами классического рисунка и уговаривала посетить хотя бы одно пробное занятие живописью.

Я держала в руках очередное произведение и с удовлетворением ощущала, что сон уже медленно ко мне подбирается. Вот-вот я паду наконец в объятия Морфея.

Персонаж в ярко-синем костюме, смотревший на меня с бумажного листа, стал расплываться, видоизменяться. На листке откуда-то появилась сцена, перед сценой зрители с поднятыми, как на рок-концерте, руками. В моих ушах зазвучала музыка. Синий персонаж на листке задвигался и стал петь голосом «бодрумского орла» Кенана Карталя. Зрители заголосили и принялись размахивать синими тряпками. Синий официант запрыгнул на сцену и жеманной танцующей походкой направился к исполнителю, неся перед собой синюю бутылку.

Потом сцена куда-то исчезла, персонаж отчего-то стал голым и полез в какой-то разноцветный ящик. Его синий костюм сначала повисел немного в воздухе, как бы раздумывая, что ему делать без своего хозяина, а затем решительно влетел во внезапно наполовину вывернувшийся наизнанку ящик, запаковался в пакет и повис на невесть откуда материализовавшейся штанге. Синие брючины втянулись в пакет, словно спагетти в Севкин рот за обедом. После этого раздался взрыв. Затем