Кровавое заклятие - Дэвид Э. Дархем

Лишь в Талае восстание захлебнулось, не успев начаться. Приказы с Акации достигли Бокума почти одновременно с вестями о войне. Так что мейнские солдаты были закованы в цепи до того, как успели поднять оружие. Жаль… хотя такой пустяк не имел значения. Сердце Хэниша наполнялось гордостью за свой народ. По предварительным оценкам, мятежи уменьшили имперскую армию почти на четверть. Акацийцы споткнулись в самом начале пути и растерялись, не сумев предпринять решительных действий. Вот вам великая нация! Лишь несколько недель минуло со дня смерти Леодана Акарана — и разразилась война. Наблюдая за происходящим, Хэниш все более уверялся в мысли, что не ошибся, начиная ее. А ведь его главное оружие пока еще покоилось в ножнах…

Генеральное сражение должно было произойти на полях, протянувшихся к востоку от Алесии. Из-за войны их так и не засеяли, и здесь акацийцы собрали громадную армию. Непросто было перевезти ее сюда, поскольку Лига отозвала свои корабли, и в дело пошли все лодки, паромы, баржи и яхты, которые только удалось сыскать. На суше купцы и торговцы снабдили армию повозками, лошадьми и мулами, так что в конечном итоге все войска собрались возле Алесии. С Акации летели приказы, отдаваемые именем принца Аливера Акарана, но самого молокососа увезли подальше, что как нельзя более устраивало Хэниша.

— Очень мило со стороны их командующего, кем бы он ни был, согнать всю толпу в одно место, — сказал Халивен. — Так мы разделаемся с ними за раз. Может, учитывая обстоятельства, надо дать им побольше времени, чтобы собраться?

— Окажем им ответную любезность, — рассмеялся Хэниш.

Войска Мейна высадились на берегу в нескольких днях пути от Алесии, и Хэниш не повел их немедленно в бой. Армия встала лагерем и проводила время, отдыхая и развлекаясь. Стояла чудесная погода. Солдаты давно скинули зимние одежды, подставив тела солнечным лучам и теплому ветру. Их кожа была бледна до прозрачности, но быстро розовела под весенним солнцем южных земель. Мейнцы, однако, старались не терять форму. Они бегали наперегонки, боролись друг с другом, упражнялись с мечом и копьем и устраивали состязания по перетягиванию «каната», в которых канатом служили два человека, взявшиеся за руки. Десятеро или более солдат поднимали по одному воину на плечи и тянули каждого в свою сторону, стараясь разорвать хватку. Эти подвижные игры напоминали мейнский праздник макушки лета. Дни ранней весны здесь, на юге, были такими же теплыми, как самое жаркое лето возле Тахалиана. Несколько воинов даже танцевали мазерет. Солдаты полюбили вино, пиво и крепкие настойки, что производили в местных деревнях, и временами мертвецки напивались. Однако наутро все вставали как новенькие, с ясными глазами и без малейших следов похмелья. Мейнцы отличались крепким здоровьем и не в последнюю очередь потому, что никто из них никогда не притрагивался к мисту.

Все это лишь укрепило боевой дух солдат, который и без того был на высоте. Они пошли на врага, подбадривая себя боевыми песнями. Хэниш ехал на широкогрудом жеребце рядом с дядей. Пожалуй, никогда он не испытывал такого душевного подъема. За его спиной стройными рядами шагали воины Мейна — высокие, светловолосые и сероглазые, облаченные в кожаные доспехи. Они шли, вспоминая легенды своего народа. Шлемы и наконечники копий ярко сверкали на солнце. Солдаты по-прежнему носили бубенцы, привязанные к сапогам, и звон их — славящих Тунишневр — сладкой музыкой ласкал уши Хэниша. Он едва мог сдержать охватившие его чувства, и приподнятое настроение ничуть не испортилось при взгляде на армию врага.

Ну и толпу собрали акацийцы! Сорок, а может, и пятьдесят тысяч человек. Их число втрое превосходило его собственную армию. Мужчины и женщины, светлокожие и смуглые, со всех концов необъятной империи. Хэниш взглянул за их спины — на огромную каменную стену, которая тянулась с юга на север, словно перегораживая весь мир. Алесия располагалась в нескольких милях дальше, но за акацийской армией стоял первый барьер, возведенный много веков назад, чтобы защищать город от врагов. Стена отличалась странной, непривычной для глаза красотой. Она вся была сложена из каменных блоков самых разных размеров и цветов. Грубая, беспорядочная пестрая мозаика, камни разной фактуры и формы завораживали зрителя, неизбежно притягивая взгляд.

Хэниш знал историю создания стены. О ее постройке распорядился Эдифус, хотя в окрестностях трудно было найти подходящий камень. Однако разные провинции и государства неожиданно оказали ему помощь: прислали каменщиков и камень, добытый на своей территории. Весть о строительстве достигла самых отдаленных уголков империи, и даже маленькие племена желали принять в нем участие. Так возник первый символ единения, первый символ империи, которую Хэниш теперь собирался низвергнуть.

Где-то там, среди каменных блоков, находится гигантский кусок базальта, вырезанный из тела гор возле Скейтвита. Хэниш узнал бы его, если бы увидел. На одном из углов камня было выгравировано имя Хаучмейниша. После победы он прикажет вынуть блок из стены. Мейн принес этот дар не по доброй воле, и Хэниш желал вернуть его назад.

Сообразно с древним обычаем, предводители враждующих армий встречались перед битвой лицом к лицу, чтобы поговорить о грядущем сражении и выяснить, не может ли спор разрешиться мирным путем. Предполагалось, что даже в тот момент, когда армии уже стоят друг перед другом, еще остается шанс договориться. Может быть, стороны неверно поняли друг друга? Может быть, кто-то из противников желает попросить мира?.. Акацийские лидеры предложили Хэнишу встретиться, и он ответил согласием.

Халивен нашел племянника в лагере. Хэниш сидел на табурете, в шатре, образованном четырьмя холщовыми стенами. Это были личные «покои» вождя. Место, где он мог остаться один, чтобы помолиться или поговорить с Тунишневр, хотя, по правде сказать, Хэниш не связывался с предками с тех пор, как корабли вышли в реку Аск. Он чувствовал их, как голодный человек улавливает в отдалении запах мяса, но это было ничто по сравнению с давящей мощью их присутствия, которая довлела над ним в Тахалиане. Ранее поддержка Тунишневр, их непоколебимая уверенность были почти осязаемы. Теперь они исчезли — именно теперь, когда Хэниш подошел так близко к своей цели… Халивен откинул холщовое полотнище и вошел в шатер.

— Ты готов?

— Да, — сказал Хэниш, стараясь, чтобы в его голосе не проскользнуло и тени сомнения. — Я просто слушал, как поет птица. Ее зов словно… бьющийся хрусталь. Острый. Чистый. Осколки… не падают, а улетают по ветру. Никогда не слышал у нас ничего подобного.

— Нашим птицам особо не о чем петь, — произнес Халивен.

Хэниш был одет в манере, более подходящей для мазерета. Белая тальба укутывала тело, добавляя величия фигуре вождя. Свои косицы Хэниш откинул назад и стянул вместе кожаным шнуром. Он, как и Халивен, носил кинжал в ножнах, горизонтально привешенных к поясу. Однако сегодня кинжал не понадобится. Ни он, ни любое иное оружие — кроме того, что принес собой дядя. Халивен держал в руке маленький серебряный футляр размером с палец.

— Открыть его? — спросил Халивен.

Не услышав возражения, он нажал крошечную защелку и откинул крышку, а потом протянул коробочку племяннику. Внутри лежал небольшой клочок ткани, сложенный в несколько раз. Грубая материя вроде той, из которой в Мейне шили плащи. На ней сохранились остатки узора, изрядно поблекшего и выцветшего. Хэниш долго рассматривал лоскут.