Зорге. Под знаком сакуры - Валерий Дмитриевич Поволяев

автомобили, модные костюмы, дорогую обувь, любил все, что делало его выше других, давало возможность заглянуть в горние выси.

Поскольку фирма «Клаузен и Ко» раздвинула свои торговые полки так, что они перестали даже вмещаться в просторных залах магазина, и появились новые товары, то Рихард стал чаще заглядывать к Максу на работу.

Держался он с Клаузеном несколько свысока, насмешливо — все-таки Зорге к этой поре уже был руководителем нацистской организации в Токио, партийным боссом, а Макс — рядовым членом, сидящим на самой низкой ступеньке немецкой колонии, то и отношения внешне поддерживались точно такие же, Зорге мог приказать Максу носить за собой папочку с бумагами и тот носил бы — все зависело от партийного звания.

Появляться чаще в магазине Макса Зорге стал еще и по другой причине: Клаузен завез к себе несколько новых сильных мотоциклов, по мощи своей не уступающих тракторам. Один из них — «цюндап» — приглянулся Рихарду особенно: очень уж хорош был агрегат, рядом с «цюндапом» всякий автомобиль выглядел слабенькой несовершенной игрушкой.

С другой стороны, «цюндап» давал Зорге возможность постоянно быть связанным с Максом, и ни один сотрудник «кемпетай» не мог заподозрить в этой связи что-то неестественное, угрожающее государственной безопасности Японии.

Небольшая поломка на дороге, и Зорге мог вызвать «герра Клаузена» прямо на место, в царство наполненных пылью канав и ухабов. Это было очень удобно.

Была еще и третья сторона медали. Когда посидишь пару-тройку часов над столом в согнутом положении, с гудящей от напряжения головой, с рассыпающимся на отдельные костяшки крестцом и малиновыми разводами, беззвучно плавающими перед глазами, то бывает нужно немедленное переключение на что-то иное, очень активное, с бумагой не связанное, — вот тут-то на помощь и приходил «цюндап».

Получасовая поездка, — на хорошей скорости, разумеется, — приводила Зорге в норму: и взгляд делался чистым, незамутненным, и руки крепкими, и всякая муть исчезала из головы, можно было снова садиться за работу.

Так это было и в тот солнечный, очень ласковый день, когда пространство было насквозь пронизано золотыми нитями, отчего казалось, что и дома, и деревья, и небо, и воздух были вытканы чьей-то искусной рукой. Зорге натянул на плечи легкую непродуваемую куртку, на руки натянул новенькие кожаные перчатки, также приобретенные в магазине «Клаузен и Ко» («Мейд ин Франсе») и выкатил «цюндап» из крохотного дворика на улице Нагадзакамати.

Мотор мотоцикла был хорошо отрегулирован, хотя грохот издавал такой, будто вулкан Фудзи решил проснуться, жители окрестных улиц встревоженно задирали головы, вглядывалась в небо, пытаясь понять, что там происходит. А это был всего лишь навсего Рихард Зорге, сосед-журналист.

Он запер дверь ограды, радостно хлопнул ладонью по бензобаку «цюндапа» и дал газ.

Птиц с ближайших деревьев будто дробью посшибало, а один нахальный попугайчик, чувствовавший себя на участке своей хозяйки, как дома, перетрухнул настолько, что перепутал небо с землею и вверх ногами понесся неведомо куда, — летел до тех пор, пока не всадился головой в забор и, очумелый, с полуотключенным пульсом, не свалился под вишневый куст.

В общем, «цюндап» — это «цюндап». У мотоцикла имелся не только приличный голос, но и скорость он мог развить такую, что пуля ни за что не догонит.

На узких улочках своего района Зорге старался не газовать, чтобы сдохших птиц было поменьше, а вот когда чуть отъехал и углубился в город, дал полный газ. Земля накренилась хищно, уткнула морду в ноги, а хвост задрала, стараясь дотянуться им до позолоченных, ярких от солнца облаков, «цюндап» понесся так, что у Зорге запела душа — уже несколько дней он не катался так лихо.

Стоило только дать газ чуть побольше, как мотоцикл норовил выскочить из-под задницы, извините, удержать его было невозможно.

Узенькие короткие улочки делались игрушечными, очень низкими — дома были не выше спиченного коробка, такую иллюзию создавала скорость, — превращались в ветер. Собственно, они и рождены были ветром.

По пути Зорге обогнал несколько машин, сделал это шутя — легкий поворот рукоятки газа на себя, и автомобиль оставался далеко позади. Нет, не было еще в руках у Зорге такого мотоцикла, такой — первый.

Иногда на дороге попадались велосипедисты, в основном немолодые люди в тростниковых шляпах, на манер примитивного абажура нахлобученных на голову, с шестами, перекинутыми через плечо.

Это были перевозчики товара — рыбы, кукурузы, сахара, муки, овощей, на шестах, на самых торцах красовались глубокие корзины, из такой корзинки никакой, даже самый скользкий товар не вывалится, управляли «кошелочники» велосипедами ловко, ошибок старались не делать, и товаром, висевшим на плече, на двух концах шеста, тоже управляли ловко, и все равно Зорге, подъезжая к ним, обязательно притормаживал — мало ли чего!

Притормозил он и в этот раз. За рулем велосипеда, едущего впереди, сидел старый, согнутый кренделем японец с длинными прямыми волосами, падающими из-под худой тростниковой шляпы не плечи.

Обе кошелки, висевшие на правом плече старика, были доверху загружены рыбой. Зорге сделал перегазовку и аккуратно, едва давя на педаль тормоза, придержал мотоцикл.

Не тут-то было. Мотоцикл повел себя не так, как должен был вести — заскользил по дороге быстрее и начал крениться на один бок. Видимо, Зорге сделал что-то не то. Либо что-то случилось с капризной машиной. Но что именно он сделал не то, где он ошибся, что случилось с мощным «цюндапом», Зорге не успел сообразить. Мотоцикл заскользил быстрее, мотор заревел оглашенно, Зорге попробовал выровнять машину, но не сумел.

Тяжелый мотоцикл наезжал на старого согбенного кошелочника, везшего рыбу. Зорге вновь попробовал выровнять мотоцикл, но он завалился еще сильнее — вот-вот начнет скрести торчками педалей по земле.

Но прежде чем это произойдет, мотоцикл всадится в велосипедиста. И Рихард обрушил мотоцикл на землю. Вместе с собой.

Управлять «цюндапом» уже было нельзя, и сделать ничего было нельзя, даже с сидения нельзя было соскочить, поскольку одна нога была уже придавлена мотоциклом… Ревя мотором, «цюндап» нарисовал широкую дугу и врезался в бетонный забор, который какой-то совсем не бедный японец установил для собственных нужд.

Рихарда оглушила боль — сильная, резкая, словно раскаленная сталь, не боль, а огонь, именно такой огонь сжирал когда-то Рихарда на фронте, — на несколько мгновений он отключился, потом вновь пришел в себя.

Ему было важно, очень важно было знать, зацепил он человека, везшего рыбу, или нет. Согбенный велосипедист с длинными неряшливыми волосами, вольно спадающими на плечи, в эту минуту усиленно нажимал на педали велосипеда — он спешил как можно быстрее покинуть место происшествия. Человек этот даже не оглянулся на разбившегося мотоциклиста.

Зорге застонал и отключился вновь.