Гранды. Американская сефардская элита - Стивен Бирмингем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако «Саванна» не была одним из самых прибыльных предприятий его фирмы. У Хармона Хендрикса были двоюродные братья в городе Саванна — Генри и Минисы, которые являлись важными акционерами пароходной компании «Саванна», и Хендрикс продавал им свою медь по семейным ценам. Один котел размером двадцать на восемь с половиной футов обошелся «Фултону» в 30 000 долларов пять лет назад. За два больших котла «Саванны», каждый размером 26 на 6 футов, он заплатил всего 1237,72 долл. Кроме того, по какой-то причине родственники Хендрикса так и не расплатились с ним полностью. Он получил лишь 1115,05 — 122,67 долл.
Успех и богатство, конечно же, были неоднозначным благословением, когда, узнав о богатстве Хармона Хендрикса, дальние родственники со всего мира стали писать ему письма, требуя, по их мнению, свою долю щедрости.
Понятно, что на рассмотрение этих требований уходила значительная часть дня. Например, в Ньюпорте жили двоюродные братья Лопесов, которые постоянно писали, объявляя себя «обездоленными», и просили денег в больших и малых суммах. К типично слезливой записке Лопесов с просьбой о тридцати долларах Хармон Хендрикс прикладывал собственную отрывистую надпись: «Послал ей 20 долларов». Через несколько месяцев другой родственник его мачехи, Сэмюэл Лопес, потребовал двести долларов, обещая «с честью масона» вернуть их. Племяннику Гилберта Стюарта Хармон Хендрикс одолжил 12 000 долларов, и когда Стюарт узнал об этом, он предостерег Хендрикса: «Если у вас хватит терпения, он вернет вам долг, но если вы, как суровый хозяин, попытаетесь бросить его в тюрьму, то можете потерять все». В то же время деньги в фирму Хендрикса поступали с большой скоростью, как от продажи меди, так и от таких товаров, как скипидар, свиньи, тыквы, джин и садовые семена. В 1807 г. шурин Хендрикса Якоб де Леон сообщил Хендриксу, что он продал «черных птиц на сумму до 70 тыс. долл.» — эвфемизм для обозначения негров-рабов — и получит деньги в ноябре. Удача продолжала сопутствовать ему. 22 июля 1814 г. Хармон поспорил с Джеком Коэном на «бобровую шапку», что мир наступит в течение четырех месяцев, и выиграл пари, поскольку военные действия войны 1812 г. закончились до ноября.
Но родственники продолжали донимать его. Из Англии ему написала овдовевшая тетя Рейчел Вааг, объяснив, что наследство ее покойного мужа еще не решено, а до тех пор она нуждается в деньгах. Хендрикс поручил одному из своих лондонских представителей снабдить ее деньгами. Двоюродный брат Бенджамин Да Коста, жена которого умерла, отправил своего маленького сына Моисея жить к Хендрикам, у которых уже было двенадцать собственных детей, и Да Коста постоянно давал Хармону Хендриксу указания относительно того, какое образование должен получить мальчик. Хармон велел ему изучать испанский и французский языки, но да Коста предпочел, чтобы мальчик изучал английский, «родной язык», и даже предложил исключить иврит из программы обучения: «Так как, смею предположить, он уже знает молитвы на этом языке, что вполне соответствует моим пожеланиям».
Кроме того, существовала болезненная проблема сестры Хармона Хендрикса Салли, одной из тех, кого в книге Малкольма Стерна признали «сумасшедшей». Безумная или нет, она, безусловно, была испытанием для своей семьи, никогда не довольствуясь тем, где она была, всегда желая быть где-то еще. Ее всю жизнь возили туда-сюда родственники, и никто из них не был особенно рад ее видеть. Ее называли «нашей несчастной сестрой» и описывали как «очень неустроенную». Наверное, ее состояние особенно тревожило Хармона Хендрикса, трое детей которого уже проявляли признаки, как говорили, «своеобразия». Один из сыновей, например, делал фетиш из чистоты и не хотел есть ничего, что не было вымыто горячей водой с сильным мылом. Он мыл руки по сто раз в день. Дочь была «меланхолична» и впадала в тревожные депрессии, которые длились несколько дней. Салли Хендрикс была одержима своими деньгами, которые, как она утверждала, многочисленные враги хотели отнять у нее и пустить на темные цели. Отец оставил ей неплохое наследство, но поскольку она считала, что деньги находятся в столь опасном положении, то отказывалась их тратить и проводила время, переводя свои счета — никто, кроме нее, не знал, сколько их у нее, — из банка в банк. Некоторое время Салли жила у своего шурина Джейкоба де Леона в Чарльстоне, но там она была несчастна и настаивала на возвращении в Нью-Йорк, «чтобы позаботиться о своих деньгах». Она отплыла из Чарльстона на корабле «Цветущая роза», и это было мучительное путешествие. По ее словам, в море с ней плохо обращался капитан корабля, ей давали скудный паек и плохую еду, а вместо отдельной каюты ее поселили в каюте с другой женщиной и ребенком. Эта женщина, по словам Салли, была «с определенным характером». В Нью-Йорке Салли — и ее жалобы — отправилась жить к Хармону Хендриксу и его семье, большой и не совсем счастливой.
Были и трудности другого рода. К 1793 г. желтая лихорадка стала ежегодным бедствием как в Филадельфии, так и в Нью-Йорке, и, когда она появилась летом, Хармон Хендрикс был вынужден закрыть свою медную фабрику, а весь бизнес застопорился. «Она уносит по 60 штук в день», — писал он в 1805 году. Жители Нью-Йорка были озадачены этой болезнью, и выдвигались различные теории относительно ее причины. Хармон Хендрикс писал, что, по его мнению, «косвенно виновата торговля с французскими островами Вест-Индии», и что говядина, хранившаяся на складах для этой торговли, загнила и каким-то образом сделала воздух заразным и непригодным для дыхания. Он указывал на то, что в первую очередь пострадали люди, живущие по соседству со складами,
