Пиранья. Первый бросок - Александр Бушков

– Вряд ли я их от этого стану больше уважать,– буркнулЛаврик.– Ну, неужели накликали?

Остальные тоже уставились в ту сторону. Из-за скалпоказалось небольшое остроносое судно и двинулось в открытое море таким курсом,что непременно должно было пройти неподалеку от катера.

Увы, они могли лишь философски наблюдать за маневрамибыстроходного суденышка – оружия на борту не было, если не считать двухводолазных ножей.

– Не паникуем,– сказал Лаврик, сощурясь.– В Индийском океанесейчас курсирует наша эскадра, идут маневры «Океан», и советских военныхкораблей достаточно, чтобы производить впечатление...

– Вот если бы ваши корабли были на горизонте, а не чертзнает где...– грустно возразила Мадлен.– Вам, мальчики, просто набьют морду, аменя еще и изнасиловать могут.

– Размечталась...– процедил сквозь зубы Лаврик по-русски.–Все, я пошел к штурвалу. Можем и уйти на скорости. Лишь бы палить не начали...

– Подожди,– сказал Мазур.– У них полицейский вымпел намачте, желтый с черными полосками...

– Велико дело – вымпел смастрячить,– отозвался Лаврикопять-таки на языке родных осин, но нырнуть в крохотную рубку не спешил.

Кораблик взял правее и шел прямо к катеру. Подумав, Мазурбыстро освободился от ремней акваланга, а вот нож на поясе оставил. МорскойЗмей последовал его примеру. Предупредил тихо:

– Не порите горячку. Бить только наверняка...

– О чем вы? – подняла брови Мадлен.

– Да так, мысли вслух и по поводу...– сообщил Лаврик напонятном ей английском.

На носу кораблика грозно задрал ствол внушительный пулемет,универсальный английский Л7А1, возле него стояли трое в уже примелькавшихсясиних мундирах с широкими красными погонами и красных беретах. К превеликомуоблегчению, Мазур рассмотрел среди них комиссара Ксавье.

Застопорив ход, кораблик остановился метрах в трех откатера. Один из полицейских посунулся было к перилам, разинул уже рот, ноКсавье мягко отстранил его, усмехнулся:

– Какая неожиданная встреча, господа... И вы здесь,мадемуазель? Вы меня разочаровали, мы решили поначалу, что подвернулся случайисполнить служебный долг...

– Что поделать...– развел руками Мазур, на правах старогознакомого отозвавшись первым.– Ничем не можем помочь, за нас вам вряд ли дадутмедали.

– Мистер Мазур...– сверкнул великолепными зубами комиссар.–Нам и за контрабандистов вряд ли дадут медали. Полицейская доля уныла и состоитглавным образом из скучной возни, а не блеска наград... Рыбачить выбрались?

– Да нет,– сказал Мазур.– Рекогносцировка перед приходомкорабля: глубины, течения, гравитационные работы, корпускулярный магнетизм.Следует еще провести доводку барометрических кривых...

Он лихо сыпал заумными терминами, прекрасно соображая:обычный рядовой полицейский чин ни за что не поймет подвоха. И не ошибся:Ксавье с удрученным видом развел руками:

– Мистер Мазур, я не соображаю даже, на каком это языке, неговоря уж о сути... Только теперь и понимаю дикарей, испытывающих перед наукойсвященный ужас. Я бы с вами ни за что не поменялся – даже простопроизносить такие слова без запинки представляется тяжким трудом...

Мазур с простецким видом улыбнулся, словно извиняясь засложности современной науки, недоступной пониманию обычного человека с улицы.

– И все же будьте осторожнее, господа,– сказал Ксавье.–Вчера в этом районе видели судно «синих акул», наших чертовых сепаратистов.Конечно, есть среди них несколько, за чью поимку или ликвидацию прямо-такиавтоматически положены медали от президента, но вы люди мирные и вряд ли горитежеланием зарабатывать награды таким путем... Всего наилучшего!

Он поднес ладонь к берету, и кораблик, вздымая белопенныйбурун, на всем ходу понесся прочь, к зюйду, в сторону Баэ.

– Он не мог не видеть акваланги,– тревожно сказала Мадлен.

– Ну, ему же объяснили – корпускулярный магнетизм,–ухмыльнулся Мазур.– Вряд ли ему кто-то подскажет в обозримом будущем, что дляизучения такового акваланги вовсе не нужны...

– Да, человек он неглупый и служака способный, но в науке несилен,– кивнула Мадлен,– Обойдется, дай-то бог...

– Эх, господа хорошие,– рассудительно сказал Лаврик, щурясьза стеклышками пенсне.– Самое неблагодарное на свете дело – априорноподозревать полицию в тупоумии...

Он переступил через ноги Мазура и скрылся в рубке. Мадлен,уже окончательно успокоившаяся, проводила его насмешливым взглядом – она,конечно же, и понятия не имела, что это работают профессиональные рефлексыСамарина, среди коих подозрительность должна стоять во главе угла. Впрочем,Мазур тоже не собирался поддаваться панике, подозревать всех и вся. Лаврик самзаверял, что здешние спецслужбы пока что пребывают в эмбриональном состоянии.

Катер шел в открытое море, где на горизонте еще виднелсяобогнавший их полицейский сторожевик. Блаженно растянувшийся на неширокой кормеМазур подумал, что в жизни ему все же везет: экзотические острова, затонувшиекорабли с сокровищами, мурены и кораллы, французская журналистка, смуглаяплантаторша, пальмы и море... Другому не удастся пережить и десятой доли такогоза всю долгую жизнь. А ведь все могло сложиться и по-другому, согласись он летнесколько назад на уговоры «капа два» и возьми курс на будущую карьеру атомногоподводника...

Положительно, жизнь была прекрасной.

Теоретически рассуждая, боевому пловцу следует быть образцомхладнокровия, но Мазур ханжески успокаивал себя тем, что теория, если прикинутьвдумчиво, охватывает лишь служебное время, боевой поход, а для частной жизни иличного времени вполне возможны послабления...

Он волновался, изо всех сил стараясь этого не показывать,потому что Ирина сама нагрянула в гости вечерней порой, да еще с бутылкойбелого вина, раздобытого явно на берегу. И теперь славный морской альбатрос,старший лейтенант Мазур, лихорадочно пытался найти ответ на жизненно важныевопросы: означает ли сей визит нечто? И допустимо ли предпринять шаги именно вэтом направлении? От неопределенности и невозможности проникнуть в тайныженской души бросало то в жар, то в холод.

– Нет, я не буду,– сказал он решительно, когда она медленно,вопросительно наклонила горлышко над вторым бокалом.– Я уже в рабочем режиме,нельзя...

– А если я выпью в одиночку, это тебя не особенно удручит?

– Да что ты,– сказал он.– Я ж не алкаш...

Ирина медленно отпила половину, скрестила загорелые ноги. Вкаюте, подобно пресловутому топору, висела мучительная неловкость – отвечерней поры, от загадочной двусмысленности ситуации, от присутствия красивой,спокойной, самоуверенной, как все они, такие, молодой женщины в легком ситцевомплатье а-ля сарафан рюсс, своей откровенностью вызывавшем глухую мужскую тоску.